Я раскурила сандаловую палочку и стала ходить по квартире, крестить ею всё подряд и приговаривать: «Заклинаю тебя, уходи! Во имя отца и сына и святого духа!». Так я «обработала» стены, кровать, книжный шкаф, мини-комод, углы и окна… Закончила я дверными проёмами. Павел проснулся и как обычно решил, что всё совершается ради него, и что это новая игра – я машу палкой, а он должен её у меня выхватывать. Так что мне пришлось цыкнуть на него, и он поплёлся на своё место, нехотя и обиженно: «Играет без меня».
Осенив крестом всё что было возможно, я сунула краснеющий уголёк, от которого тянулась белая дымная нитка, в струю воды из-под крана. Уголёк коротко зашипел, нитка тут же пресеклась. Пахло благовониями, воском и псиной, но я забралась под одеяло и, глядя на свет горящей свечи, быстро и крепко уснула. Кажется, впервые за последние полмесяца.
На похороны я не поехала. Не было денег на билеты. Антон, парень Инны, дал посмотреть фотографии на его телефоне. Венки, много венков. Девушка в гробу очень мало походила на Инну. Как будто между нашей последней встречей и её смертью прошло много лет.
Я всегда считала, что Инне с Антоном повезло, и не понимала её неуправляемой тяги к Бублику, полагая, что это расточительство. Рядом с тобой такой понимающий, любящий человек, и у вас почти всё хорошо (ведь хорошо же?), а ты рискуешь всем этим ради залётного сахарного бублика, который через час растает.