У Елизаветы Петровны сразу как-то заледенели глаза, и без того светлые (вообще с обеих сторон-и у жениха и у невесты-родня, да и они сами, подобрались все светлорусые и светлоглазые… Елизавета вздохнула, положила свою руку на руку новой родственницы, сжала ее как-то уж слишком сильно и как можно мягче сказала:
–Аглая, душа моя, никогда, НИКОГДА больше не задавайте мне этот вопрос, и тогда мы с вами будем хорошими подругами. Ну, такой он у меня…не поддающийся дрессировке…-и грустно улыбнулась.– зато он не давит никого своим авторитетом, а это очень важно. Живёт и даёт жить другим…
Изрядно захмелевшей Аглае эти слова почему-то тогда показались очень глубокими и мудрыми, она ещё раз внимательно вгляделась в нового свата, который громко ржал, отпускал сальные и глупые шутки, хватал за выпуклые места гостей женского пола, особенно ему приглянулась вертлявая тощая подруга невесты Ленка, хотя там и хватать-то было почти не за что, тискал за плечи малопьющего и от того раскисшего отца Лиды, а, выходя на улицу, чтобы покурить, сморкался там через палец прямо на дорогу… И Аглая, выпив ещё пару фужеров шампанского, окончательно поняла, что да! Этот вот мужик от сохи и от плуга!.. Он свободен от шор и стереотипов, он чист и натурален, как земля русская!.. что она незамедлительно и попыталась донести до нового свата, и чего он, конечно же, не понял от первого до последнего слова, а под конец бессвязной Аглаиной тирады махнул на нее рукой. послал на х… и сказал:-а пошли-ка, дорогая, лучше бахнем! И Аглая, ничуть не обидевшись на то, что её только что послали, залихватски крикнула: а пошли!..
Всё это вдруг всплыло сейчас в памяти Лидии Сергеевны, присевшей на своей красивой кухне выпить чашечку утреннего кофе, и вызвало у неё светлую, немного грустную улыбку, ведь вскоре после свадьбы Аркадий уехал доучиваться сюда, в Озерск, куда и забрал молодую жену. А их родители остались в том заштатном городишке, куда молодые время от времени наведывались.
…Конечно, настоящей дружбы между сватами так и не сложилось, после свадьбы, когда все протрезвели, они смущённо прятали друг от друга взгляды при семейных встречах, кроме отца Аркадия, которому такие тонкости общения и восприятия были незнакомы, и потому он попросту не заморачивался на всех этих «падеде», как он называл попытки соблюдения этикета. Елизавета Петровна после «задушевного» разговора с Аглаей Борисовной стала держаться с той суше и строже, что, в конце концов, стало Аглаю злить, ибо она тоже была «не пальцем делана», но была проще и человечнее в общении.