Все приливы судьбы - страница 4

Лицо Миры вспыхивает, и меня охватывает запоздалое чувство стыда, но я стараюсь не подавать виду. Когда она открывает рот, я отмахиваюсь от ее слов, не желая слышать извинений, уже готовых сорваться с ее языка. Я не хочу, чтобы вокруг меня ходили на цыпочках, особенно учитывая тот факт, что никто из этих людей не знает правды. Они понятия не имеют, что на самом деле произошло в ту ночь, когда умер отец. Что, если бы я смогла остановить Кавена до того, как он добрался до Ариды, их король был бы жив. Я бы осталась принцессой, и моя душа была бы цела.

Но боги уготовили мне другую судьбу.

Я прячу руки под накидкой, чтобы никто не заметил, как сильно они дрожат, и высоко поднимаю подбородок для тех, кто пристально наблюдает за каждым моим движением.

– Отведите меня к советникам.

Когда я захожу в тронный зал, все присутствующие затихают и обрывки оживленного разговора растворяются в воздухе, словно дым, развеянный стуком моих каблуков по мраморному полу.

Меня встречают холодные прикосновения призраков прошлого и пропитанный горечью воздух. Здесь я сражалась с Кавеном. Это случилось прошлым летом, и с тех пор я ни разу не заходила в тронный зал. Я бы никогда не поверила, что он был сожжен дотла, если бы не видела это своими глазами. Не осталось ни одного темного пятна, ни единой капли крови, а ведь я все еще помню, как она лилась из тела моего отца, когда он вонзил в себя меч, чтобы разорвать свою связь с Кавеном и помочь нам с Бастианом одержать победу.

Советники склоняют головы в поклоне, но я не сразу удостаиваю их своим вниманием. Сперва я занимаю свое место во главе огромного стола из черного кварца и провожу пальцами по обгоревшим костям королевского трона. После пожара его покрыли новым слоем лака – иначе он бы просто рассыпался подо мной.

То, что нам приходится проводить совет в этом зале, можно считать жестоким наказанием, но никто не говорит ни слова. Готова поспорить, сейчас мы все думаем об одном и том же: один из нас сидит на том самом месте, где умер бывший король.

Моя мать садится сразу после меня. Ее приглаженные кудри так туго заплетены в косы, что кожа на лбу натянулась, а брови подскочили вверх, словно она удивлена или напугана. Когда-то ее смуглая кожа сияла, как рассветное солнце. Теперь она выглядит больной и усталой, а ее губы вечно поджаты, будто она съела что-то отвратительное. Может быть, атмосфера тронного зала давит на нее так же сильно, как и на меня.