– Однако покойница маменька (вечная ей память) всегда жила барыней, – возражает бригадирша, – уж про это нельзя сказать. Бывало, кто к ней ни приедет, сейчас говорит: вы, Елена Ивановна, настоящая барыня. И, правду сказать, она любила показать себя: у нее одной дворни было тридцать человек, – и я, благодарю моего бога, не знаю, стоила или не стоила, но счастлива была на женихов. Все девицы завидовали мне: и коллежских, и надворных, и премьер-майоров много сваталось за меня.
– Знаю, знаю, – перебивает бригадир с самодовольствием, – ну, а ты предпочла меня всем им, хоть я был тогда еще и не бог знает какая штука? Девицы дуры, Матрена Ивановна; им лишь бы смазливое личико, а там до этого до всего (бригадир водит рукою по груди) и до чинов им дела нет. Впрочем, тебе и на этот счет, полагаю, нечего теперь раскаиваться.
Бригадир самодовольно улыбается и, смотрясь в зеркало, одною рукою держит Палашу, а другою очищает со лба пудру тупым серебряным ножичком.
– Что грех на душу брать, Петр Максимыч, лгать не для чего: ты чина теперь немалого, живем мы душа в душу. Чего же больше! Одно горе – деток много померло; зато вот господь послал нам утешение – нашу Палашеньку. – Бригадирша вздыхает. – Дал бы бог только на своих глазах пристроить ее за хорошего, солидного человека.
– Пристроится, пристроится, не заботься! С хорошим приданым в девках не засидится… Что, Палаша, правду я говорю?
– Да-с.
– К тому же она у нас родилась в сорочке… Что ни говори, Матреша, – она не по годам умна. Ведь теперь уж смекает, что бригадирская дочка и наследница села Брылина, – покорно прошу!.. Палаша, посмотри-ка, кто идет.
– Бабушка.
– Да, баловница твоя. Небось весело?
Дверь отворяется медленно и торжественно. Входит старушка, опираясь на высокую камышовую трость. Старушка в атласном капоте брусничного цвета с талиею под мышками, в башмаках с высокими каблуками и с зонтиком на глазах. Старушка останавливается среди комнаты, кладет руки на золотой набалдашник своей трости и ворчит, качая головой:
– Не умеете обращаться с ребенком… Спусти ее с колен, Петруша.
Бригадир повинуется.
– Как можно так близко держать дитя к лицу? пудра, сохрани бог, засорит ей глазки… Ох-ох! сами-то вы еще дети… Палашенька, поди ко мне. Хочешь гостинцу, милочка?
И старушка вынимает из бесконечного кармана, устроенного в ее капоте, изюм и сахарные булки.