Совсем как твоя мама и Кэролайн —
у них разница меньше года, одна за другой,
даже и не помню их по отдельности.
Так что ты родилась утром. Знаю это совершенно точно.
– Ты родилась ближе к вечеру, – уверяла мама. – Всего через два дня, как мне исполнилось двадцать два.
Папа в этот день работал.
Пытался приехать в больницу
до твоего рождения,
но пока добирался в час пик,
ты уже родилась.
Так что твое появление на свет он пропустил, но ничего нового он бы не увидел.
– Была почти ночь, когда ты родилась, —
говорил папа. – Увидев тебя, я сказал: «Не повезло девчонке с внешностью – моя копия». – Он рассмеялся. – И с места в карьер заявил твоей маме: «Раз так, у нее должно быть и мое имя».
Время моего рождения забыли внести
в свидетельство,
а потом оно стерлось
и из памяти моих близких.
Возврата не будет
Когда мама принесет меня из роддома домой,
мой старший брат
откинет розовое одеяльце,
посмотрит на меня и скажет:
– У нас уже есть такая. Зачем нам две одинаковые? Верни ее назад.
Ему уже три года, но он все еще не в силах понять, почему такую маленькую и совсем новенькую куклу нельзя сдать обратно.
Как слушать № 1
Где-то в моей голове каждый смех, плач или колыбельная становятся воспоминанием.
Дядя Оделл
За полгода до рождения моей сестры дядя Оделл, военный моряк, приезжает в отпуск домой в Южную Каролину и попадает под машину.
Когда в Нельсонвилле раздался телефонный звонок, может быть, мама развешивала белье или сидела на кухне, приглушая в сердечной беседе со свекровью Грейс тоску по собственной матери и отчему дому.
Может, родители уже собрали вещи
и собирались уезжать в Колумбус —
отец называл его Большим Городом —
домой, ведь их дом был теперь там.
Но каждую субботу утром они садились в машину и целый час ехали в Нельсонвилл,
где оставались до вечера воскресенья.
И, наверное, до этого звонка им казалось,
что завтра снова начнется череда
ничем не примечательных будней.
Но уже летела из Южной Каролины
весть о смерти моего дяди, пришедшая в Огайо холодным мартовским утром, и этот пасмурный день навсегда оставил глубокую рану в душе моей матери.
– Твой брат… – только и смогла произнести бабушка,
а дальше мама слышала лишь ее рыдания.
Воздух наполнился болью,
заныло сердце, которое было спокойно
еще мгновение назад,
и появилась пустота в душе,
будто оттуда вырвали огромный кусок.