). Во вторую категорию берут со скрипом, и только представителей современного искусства, а не просто
живущих сегодня художников. Иными словами, публике был предложен выбор. Сегодняшнее искусство – актуальное, современное; это закон, факт жизни, от которого не отмахнуться. Публика, идя в галерею или музей современного искусства, должна заранее ожидать увидеть там не что-нибудь, а перформансы, инсталляции, видео, кучки мусора, странные предметцы на полу и так далее. Картины туда допускаются, но только особого рода. А вот чтобы полюбоваться на Красоту, надо идти в музей старого искусства или искусства второй половины девятнадцатого – двадцатого века. На Брака, Пикассо или фовистов можно закрыть глаза и пробежать в соседние залы, а там и импрессионисты, и Дали, и много чего еще. Скудный рацион красивого, на котором держат публику в местах современного арта, с лихвой компенсируется Лувром (плюс Д’Орсэ, плюс кусочек Центра Помпиду). Это на уровне, так сказать, общественно-приличного. А на уровне обычной жизни европейского обывателя… ну, почти же все притаскивали из Парижа пейзажики с Нотр-Дамом.
То были блаженные времена. Я вообще думаю, что мы в Европе (западнее Брест-Литовска и севернее Бухареста) жили в настоящем раю еще года четыре назад. Ну, это отдельный разговор. Но сейчас рай кончился. Обыватель восстал и заявил, что старые консенсусы ему пофигу. И политические, и этические, и культурные. Он голосует за таких же, как он, за тех, кто открыто заявил: хватит прикидываться! Будем естественны, безо всех этих либеральных штучек. Ненавидеть чужака – естественно. Любить конкретные деньги больше абстрактных ценностей – естественно. Любить красивую живопись – естественно.
У этих ребят большое будущее; ведь что может быть приятнее, чем безнаказанно предаваться свинству, да еще когда умные дяди и тети тебя жалеют и говорят, мол, мы должны услышать голос молчащего до сих пор большинства. Вы хотите услышать наш голос? Ща!
У этой новой эпохи будет свое искусство; собственно, оно уже есть – вышедший из тени популярный арт. В новых обстоятельствах его название обретает иной смысл: «популярный» – значит «народный». В народной любви к нему сошлась дама из российского МИДа и анонимные обитатели коек киевского отеля, а также отельные администратор, горничные и проч. Это искусство любят все – значит, оно и есть единственно возможное. Как только такое будет сказано вслух (а оно будет, я уверен),