Не раздумывая ни секунды, Монг стянул через голову футболку и прямо лицом своего некогда кумира стал водить вверх и вниз по струнам, стирая невидимую пыль с инструмента, надеясь хотя бы этим помочь ему. И тут Монгу вспомнилась его бабушка, которая с виду была божьим одуванчиком, но стоило только появиться какой-либо неприятности, как этот одуванчик превращался в рыцаря с мечом и доспехами. Рыцарь отважно выступал вперед, прикрывая маленького Монга собой и вонзая меч неприятности в самое сердце. Отец у Монга был сильный и смелый, но почему-то именно бабушка в его детском мире была хранителем его спокойствия и хладнокровным борцом с причинами его страхов.
После устранения любой проблемы бабушка любила повторять ненароком, но так, чтобы у мальчика непременно отложилось в голове: «Прежде чем махать мечом, обязательно подумай. Если ты чувствуешь свою силу и готов сделать все, что угодно, – остановись и не делай ничего. Будет только хуже. Бездумная борьба ни к чему хорошему еще не приводила. А вот если ты осознаешь свое бессилие, свою никчемность, свою малость перед бедой, – значит, ты на верном пути, и значит, в твоих силах сделать хоть что-то. И тогда бери меч и сражайся».
Монг никогда толком не понимал, почему сильному нельзя сражаться, а слабому можно. Ведь сильному сила на то и дана, чтобы ей пользоваться. А со слабого что возьмешь?
Вспоминая бабушку, он продолжал протирать струны своей футболкой. Он уже прошелся по каждой струне несколько раз, но чище они не становились.
«Зачем я это делаю?» – подумал Монг и вдруг понял, что он и есть тот самый беспомощный, который не в силах помочь этому загадочному инструменту под именем эолова арфа. Он не в силах заставить ее звучать чисто, так как у этих струн не предусмотрена настройка. Он не может сыграть на ней красивую мелодию, так как на арфе играет ветер. Он не может ни у кого спросить совета, так как никто ничего не знает, а если и знает, то не хочет говорить.
«Вытирать пыль со струн – вот что в моих силах сейчас, – решительно подумал Монг и еще раз протер футболкой все девять струн. – Ладно, пока так. Все-таки надо у кого-нибудь что-нибудь поспрашивать. Не может быть, чтобы вообще никто ничего не знал».
И он пошел по направлению к полной пианистке, которая яростно пыталась успокоить непослушные клавиши.