Многоканальное телевидение и массовый доступ к Интернету могли повлиять на художественные вкусы, способность критически мыслить и строить планы на будущее или по крайней мере внести коррективы в привычный медиауклад.
Еще одним важным фактором оказались годы исследования. Хотя оно и не было очень долгим, между началом (2012 год) и окончанием (2014 год) первых четырех волн произошли значимые политические события, оказавшие большое влияние на содержание передач федеральных телеканалов, и прежде всего выпусков новостей. Боевые действия на востоке Украины существенно повлияли и на политическую риторику информационного телевещания, и на общественные настроения российских зрителей. Мы видели, как меняется их отношение к информационной повестке дня и общественное настроение в целом. Но для того, чтобы доказать, что изменились они именно под влиянием политических событий, мы должны были провести исследование в одних и тех же регионах до начала военных действий на востоке Украины и после них. Это не входило в наши исследовательские задачи, поэтому мы продолжили исследование по ранее намеченному плану. Однако отдаем себе отчет в том, что сопоставление дискурса сельских зрителей 2012 и 2014 годов не корректно без учета вышеизложенных факторов.
В 2020 году, когда мы завершили эту книгу, страна полностью перешла на цифру. Слово «цифровизация» стало привычным и даже «замылилось», его «приставляют» к любому развитию и названию, «цифровая экономика» – теперь общее место. Глобальный сдвиг из физического пространства в цифровое, случившийся из-за пандемии COVID-19, заставил миллионы прильнуть к многочисленным цифровым экранам и осознать трансформационную роль технологий и будущего через призму «цифры».
Тем важнее оставить для истории начавшиеся когда-то изменения, чтобы – если такая возможность появится у нас или у новых поколений исследователей – зафиксировать очевидные или неочевидные культурные перемены в разных «цифровых» Россиях.
Для того чтобы зафиксировать начинающиеся изменения, мы разработали методику исследования, которую опишем ниже. Но кроме проведения исследовательских работ, мы еще и просто разговаривали с людьми. И эти беседы дали нам не меньший материал для размышлений, чем полученный набор социологических данных. Почти любой вопрос о любимых фильмах и телевизионных передачах, об актуальных новостях и общественных проблемах мог стать для наших собеседников поводом поговорить о жизни: о прошлом, о своих обидах и страхах, о надеждах и разочарованиях. В эти моменты интервью превращалось в монологи, к которым – и спустя несколько лет после экспедиции это все более очевидно – можно относиться как к эго-документам.