– Если бы ты знала, Мароция! Мне каждую ночь снится наша мать!
– Прошлого не вернуть, Теодора. Ни ты, ни я не хотели подобного исхода, но лукавый в обличье старца с тиарой отвёл нам глаза наши. И теперь нам нужно довести начатое до конца и покончить с Тоссиньяно раз и навсегда.
Она позволила себе улыбнуться сестре.
– Я думаю, пара кубков вина нам обеим не повредит. Надо же как-то скоротать время. Зови музыкантов, пусть начинают! Любой проходящий возле нашего дома должен быть уверен в том, что у нас сегодня праздник.
Теодора распорядилась, и вскоре пространство дома Теофилактов наполнили звуки своеобразной музыки десятого века. Сёстры сидели друг напротив друга и медленно тянули вино, практически не поддерживая разговор. В какой-то момент в дверях вновь показался Фабиан.
– Из Рима вернулся слуга, посланный Даниилом, – сообщил он.
– Немедленно сюда!
Спустя пару минут Фабиан втолкнул испуганного слугу пред грозные очи своей госпожи.
– Ты передал поручение, данное тебе Даниилом?
– Да, ваша преблагая милость. Его Святейшество выслушал меня и наградил одним солидом.
– Щедро. Ты сказал ему, что я здесь?
– Именно так, ваша милость. Но я не знаю, в чём вина моя.
– Твоей вины ни в чём нет. Видел ли ты, как повёл себя Его Святейшество?
– Он приказал своим слугам готовить носилки для поездки в Латеран.
– Ага! – Мароция узнала всё, что ей было нужно, и жестом приказала слуге убраться прочь.
Фабиан получил новые распоряжения.
– Оставь слуг по всему периметру дома, но основные наши силы сосредоточь у центральных ворот и на восточной стене. Нападения с юга и запада нам нечего ожидать. Враги побоятся наступать с этой стороны, чтобы не вызвать тревоги в городе. Поэтому восток, смотрите угрозу с востока!
– Почему ты не просишь помощи у римской милиции, сестра?
– Милиция в основной массе предана мне, но нам достаточно одного предателя, чтобы наш план сорвался. Поэтому только тосканцы, моя любимая сестра, только они, – ответила Мароция и распорядилась налить себе ещё вина.
Небо Рима обозначило свою готовность погрузиться в короткий, насколько позволял май, тихий сон. Город засыпал, стихал гомон торговцев, умолкал шум уличных артелей, гасли факелы на узких улицах великого города, и только бессовестные таверны по-прежнему завлекали горожан, маня тех сладостью разного рода грехов. Одновременно с этим сразу двое городских ворот Рима впускали в свои пределы чужие им тосканские и сполетские дружины, повинуясь высочайшим приказам своих властителей, из которых только одному доведётся встретить рассвет следующего дня в ещё большем сиянии своего великолепия.