Я по-прежнему делала все, что было возможно, почти никого не подпуская к мужу, но он меня уже не многое зависело. Я умывала его, меняла белье, сидела с ним до изнеможения, надеясь, что хоть мое присутствие облегчит его боль. Слезы, срывавшиеся с моих ресниц, капали ему на руку, но он ничего не чувствовал. Я уже теряла надежду…
В среду вечером стук экипажа раздался во дворе Я выглянула и увидела старый сент-элуаский шарабан. Вне себя от радости, я спустилась вниз, и через минуту уже обнимала близняшек, бросившихся мне на шею. Из экипажа выходили Аврора с уснувшим Филиппом на руках.
–– Я не могла не приехать, – сказала она. – Тебе ведь нужна помощь, правда, мама?
–– Да, но…но как же ты отважилась на такую дорогу, одна, с малышами на руках?
Негромкой скороговоркой она сообщила, что дети очень скучали по мне и, узнав, что Аврора собирается в Белые Липы, не отступили, пока не получили заверения, что поедут с ней. Маргариту в очередной раз сломил ревматизм костей – как только пошли осенние дожди, так она и слегла… За ней ухаживает Франсина. Маргарита наказывала передать, что прибудет на помощь сразу же, как только сможет двигать руками и ногами, а пока побудет в Сент-Элуа: не следует, дескать, сваливать на плечи мадам Сюзанны дополнительную ношу в виде еще одного больного человека.
–– В этом она права, – сказала я с горестным вздохом, принимая у Авроры малыша. – Однако я молюсь о том, чтоб не ей довелось сюда ехать, а я смогла вернуться домой!
–– Ах, мама! Теперь уже никто не разберет, в каком из поместий твой истинный дом.
Бросив на меня быстрый вигляд, она добавила:
–– От тебя осталась только тень, пока ты ухаживала за господином герцогом…
Приезд Авроры меня несказанно обрадовал. Я знала, что ей я могу доверять, что могу оставить на нее Александра, когда мне нужно будет отдохнуть. Она не подведет меня. И действительно – с того часа, как она приехала, мне стало намного легче. А дети… Если в каком-то уголке сознания у меня и мелькала мысль о том, что Александр может умереть от ран, приезд маленького Филиппа в этом контексте выглядел правильным: мальчик хоть сможет проститься с отцом.
Но подобные мысли были страшны. Я отгоняла их с негодованим, почти яростно, хоть в состоянии моего мужа и не происходило перемен к лучшему.
В четверг явился, наконец, Поль Алэн. Слуги шептались, что действительно прибыл из Англии. Звеня шпорами, встревоженный, с почерневшим лицом он, словно не замечая меня, прошел к брату. Кулаки его сжимались, мне даже показалось, он глухо застонал. Потом круто повернулся и вышел.