Мне не жаль - страница 40

Шрифт
Интервал


Воздух будто стоит на месте. Как спринтер на старте прямо перед выстрелом. Иногда Аните тоже хочется убежать. Оставьте все позади – все, кроме своих детей. А иногда даже их. Ей стыдно за эти мысли. Потому что хорошая мать о таком не подумает.

Анита докуривает сигарету до фильтра. Затем она выбрасывает окурок из окна. Тлеющие угли на тротуаре пылают оранжево-красным, оставляя укоризненный след. Как будто окурок догадывается, что ему место в пепельнице, а не на асфальте. Анита подумала поставить пепельницу на подоконник, но тогда она официально станет курильщицей. Тогда она уже не сможет сказать, что на самом деле не курит, потому что тот, кто не курит, не ставит пепельницу на подоконник. Пока она думает об этом, она закуривает еще одну. Она могла бы поставить стакан. Стакан с водой. Это была бы не пепельница. Анита затягивается, и душный вечерний воздух почти мешает спокойно курить. Она представляет, как эта смесь влаги и яда проникает в ее клетки. Она действительно не должна этого делать. И ни при каких обстоятельствах нельзя ставить стакан на подоконник.

Анита кидает едва выкуренную сигарету в сторону тротуара. Сигарета тлеет прямо рядом с предыдущей, сверкая красным. Затем Анита закрывает окно, и ее усталый взгляд отражается в стекле. Худощавое лицо с высокими скулами. Она чувствует себя потерянно; ее кожа выглядит полупрозрачной и бледной. В ней устало буквально все. И ей срочно нужно в парикмахерскую. Но она не выглядит старой. Скорее изношенной. И несчастной; несчастье оставляет отпечаток даже на внешности.

– Мама?

Анита поворачивается в сторону двери. И когда она смотрит на свою дочь, она думает о том, о чем частенько размышляла: у Юли очень милое лицо. Она имеет в виду не самое милое из своих детей; самое милое на всем свете. Самое красивое, которое она видела за свою жизнь.

– Еда готова, – говорит Юлия. Она говорит это так тихо, как будто Анита только что заснула, а она разбудила ее. Глаза Юлии похожи на две стекляшки. Они выдают слезы, о которых ее дочь молчит. И то, как она отводит взгляд, ясно говорит о том, что она не хочет что-то обсуждать.

Анита улыбается и говорит:

– Отлично, умираю с голоду, – вместо того, чтобы расспрашивать, что же случилось.



Для Момо гостить у Офербеков – всегда как возвращение домой. Ощущение, будто ее дом тут, а не со своей семьей. И нет никаких претензий к ее собственным родителям, потому что они на самом деле не так уж и плохи. Немного занудные, может быть, но не хуже других. Они из тех родителей, которые понятия не имеют, чем их дети занимаются, но думают, что знают о них все. Иногда Момо чувствует себя виноватой. Потому что она позволяет им верить, что они ее знают. Только на самом деле они не очень стремятся ее узнать. Думают, что хотят, но это не так. Им нужна такая Момо, которой не существует. Они хотят ее видеть такой, какой она должна быть и какой она притворяется годами.