– Где Амелия? Почему я ничего не вижу? Я ослеп?
– Не беспокойтесь. Ваша жена жива, – ответила, по всей видимости медсестра.
– Как она? С ней все хорошо? Где она? – я напрягал горло, легкие, голову и спрашивал. Пока были хоть какие-то силы.
– Ее прооперировали. Все будет хорошо. Ей, также, как и Вам необходим отдых.
– Я ничего не вижу…
– Подождите, – медсестра нажала на какую-то кнопку, – а сейчас?
– Ничего…
– Отдыхайте, мы пока не можем сделать снимок, Вам надо поправиться. Все будет хорошо, Вы, главное, не переживайте.
– Спасибо…
Как тут не переживать? Нет, ну за что? Мы же не плохие люди? Что теперь будет? Как же хочется, снова почувствовать себя человеком. Сильным, с голосом. Хочется увидеть, что же тут происходит. Хочется встать на ноги и пойти найти мою Амелию.
В груди опять защемило. Я должен поправится. Должен дать набраться сил своему организму. Надо подумать о чем-то хорошем. Мы должны были быть сейчас совершенно в другом месте, здоровые и счастливые. Как в кино, только со мной, с нами. Нет, о хорошем думать не получается, плакать хочется.
16 марта 2019 года. Моя жизнь превратилась в кошмар. У меня не проходила боль в груди, боль не физическая, а душевная. В моих глазах так и не появился свет, а вместе с ним и надежда.
В детстве я несколько раз лежал в больнице. Сначала совсем маленьким, когда мне было лет 5, потом в начальных классах. Тогда у меня всегда было одно увлекательное занятие – я разглядывал покрашенные в голубой или желтый цвет стены и представлял, что это галактика, а пупырышки на стенах, капли засохшей краски, ворсинки от кисти, захваченные на годы в плен акрилом – это космические корабли, астероиды и планеты. Пока я лежал на процедурах или во время тихого часа я воображал себе баталии, которые происходили в моих выдуманных галактиках. Ко мне приходили мама и папа, они приносили мне сладости, фрукты, соки. У меня были друзья, с которыми иногда получалось во что-то поиграть. В целом я неплохо проводил время. По вечерам пациенты больницы собирались в холе и смотрели телевизор. Почти как санаторий, только больница. Грустно было только по утрам, когда включали жужжащую люминесцентную лампу, приносили таблетки, а за окном еще было темно.
Сейчас все было совсем иначе. День длился невероятно долго. Ко мне иногда подходила медсестра, два раза в сутки – доктор. Боль в теле становилась легче. Вчера я уже смог сам сходить в туалет. К Амелии меня пока не пускали. Это было самое ужасно. Даже ужаснее того, что я до сих пор ничего не видел. Но я знал, что она жива. Когда я спрашивал о ней, медсестра отвечала, что ее состояние тяжелое, но стабильное и ее жизни уже ничего угрожает. Оставалось ждать. Сегодня мне должны сделать снимок головы, чтобы понять, почему ко мне не возвращается зрение.