– Повторяю, слишком! Хорошо, вопрос о финансировании вашей кампании не стоит, хорошо, что вы не используете ни наши ресурсы, ни время наших курьеров. Но сколько же можно ждать! Ошибись вы два, три, ну пять раз, я бы понял. И ответил, да, с кем не бывает, да, человека искать сложнее, чем пресловутую иголку. Ваше спасение в том лишь, что господин Савинов отчего-то доверяет вам настолько, что позволяет тянуть время и вешать лапшу на уши вот уже семь месяцев. За это время мы потеряли…. Да столько всего безвозвратно потеряли. Лучше подумать, с чем мы остались. А если все, о чем вы говорите – чушь? Если так?
Старик молчал. Собеседник, выдохшись, замолчал так же. Хозяйка опустила стакан на столик, старик немедленно оглянулся на звук. И снова приник к трубке.
– Мне кажется, у нас нет другого выхода.
– Вам кажется, – но слова были вялыми. Собеседнику нечего сказать в ответ. В глубине души он и сам надеялся разве что на помощь вот этого странного старика, внушившего и ему и его начальнику идеи столь противоестественные, что лучше бы о них и не распространяться. Потому что все прочие надежды умирали: одна за другой. Осталась лишь эта, последняя.
Верно, в точности так же утопающий судорожно хватается за соломинку, прежде, чем покинуть этот бренный мир. И в голосе собеседника проявилось именно это ощущение – судорожного цепляния за соломку, такую хрупкую, такую крохотную, разом исчезнувшую в кулаке – да разве может она выправить положение, спасти; да нет, хоть чем-то помочь?
Стоит ли понадеяться на немыслимое, уверовать в невозможное? Вопрос, в сотый раз поднимавшийся из глубин рассудка и тотчас загонявшийся обратно. Там, где перед неизбежным пасовал разум, чувства пытались отыскать тропку к спасению. Почему бы словам старика не быть этой тропкой? Куда приведет она не столь важно. Важнее верить, безыскусно, безотчетно, верить, чтобы каждый новый день встречать во всеоружии, готовиться к нему с вечера и, просыпаясь, тотчас идти в бой. С незримым противником внутри себя, о мощи которого вещает усталый, измученный разум, прося одного – прекратить борьбу и забыться, смириться. Все средства испробованы, пропали втуне, а значит, исход предрешен. Несмотря на надежду, вопреки отчаянному стремлению выжить и выбраться. Не выйдет, все равно не выйдет.