Молодой человек, на вид, лет двадцати дожидался сестры, подле эскалатора, пытливым взглядом окидывал толпу, запрудившую станцию. Елена приблизилась, обменялась парой фраз, он кивнул в ответ и пошел, привычно взяв ее под руку.
Вид у него был, что называется, затрапезный. Невыразительный болоньевое пальто, серая вязаная шапочка, костюмные брюки, достаточно легкие, мне показалось, что их Павел носит всепогодно, вне зависимости от сезона. И тяжелые ботинки армейского образца с высокой шнуровкой, совершенно не вяжущиеся с остальной одеждой.
Я подождал, пока они поднимутся в город, и только после этого последовал за ними. И всю дорогу наблюдал, как держится Павел за крепкую руку своей сестры, подставляемую со столь давних пор, что этот жест вошел у Елены в привычку. Равно, как и у брата тоже.
Они вошли и расположились в приемной. Никого не было в этот час, точно город парализовал всех жителей в бесконечных пробках. Обычно к моему появлению выстраивается небольшая очередь записанных – люди привыкли приходить заранее на встречу, ведь для многих она решающая. В битве против своего второго «я», с которым до этого несколько месяцев, а порой и лет велась непрестанная скрытая или явная борьба.
Иногда заведомо проигрышная. Заведомо, когда сопротивление захватчику начиналось слишком поздно, тот уже контролировал мысли и поступки, внося разлад в устоявшиеся представления, заставляя пересматривать жизненные позиции – тем пересмотром пугая родных и близких. Иногда настолько, что они, опасаясь столь хорошо знакомого, а ныне ставшего бесконечно далеким человека, готовы были на все, лишь бы отгородиться от него пространствами, с зарешеченными камерами и комнатами с охраной – любя и боясь одновременно. Ибо человек распадался на две составляющие, что ведут нескончаемую битву на их глазах – а подобное трудно вытерпеть, ежедневно, еженощно находясь подле сопротивляющегося из последних сил неумолимому. И меняющего его столь разрушительно быстро, что страх потерять близкого тушуется перед страхом за собственную безопасность.
Для людей, обходящимися приветствиями и пожеланиями здоровья, такой человек не перерождается. И перемены настигают сослуживцев врасплох, постфактум, известием об окончательной победе захватчика. И те, недоумевая, с чего бы это «такой замечательный парень» и «душа компании» вдруг оказывается в желтом доме, часто решают, что сумасшествие своего рода грипп, не передающийся воздушно-капельным путем, но столь же стремительный в своем течении. Просто они не были свидетелями месяцев и лет напрасной борьбы, долгого отступления и неминуемого угасания того, с кем некогда прежде вели задушевные беседы.