И замолчал, снова глядя на солдата. Тот стоял рядом, так же готовый придти, если потребуется, на помощь. Старик протянул ему руку. Волохов неохотно пожал ее, опустил взгляд, а затем спросил, немного резко:
– Так это вы по мою душу? – старик, чувствуя слабость голоса, только кивнул в ответ. – Из особого отдела.
Не вопрос, скорее, определение очевидного. И пауза, зависшая над перроном. Начальник станции торопливо прошел мимо них, держа смотанным желтый флажок – сигнал к отправлению поезда.
– Вы правы, – наконец выдавил из себя старик. – Правда, по иному вопросу.
Сердце потревоженное мыслями, застучало сильнее.
– Какому же?
– Узнаете, – неожиданно вмешался Валентин. – Нам пора ехать.
И повернулся, уходя с перрона. Волохов догнал его, резко схватил его за руку.
– Подождите, – голос померк, но через мгновение зазвенел серебряным колокольцем. – Это как-то связано с моим возвращением… оттуда? С тем, кто прибыл со мной….
– Нет, – ответил за ординарца старик. – Это связано только и исключительно с вами. Только с вами. Можете в этом не сомневаться.
Последняя его фраза прозвучала почти восторженно. Все трое взглянули на старика. И только гудок паровоза, отправлявшегося дальше на запад, прозвучал, словно в подтверждение его слов.
Старик не сомневался более. Бездна была рядом, это наполняло его и страхом и восторгом. И так хотелось сказать незнакомому солдату обо всех своих переживаниях, обо всем, что предшествовало их встрече.
Бездна рядом. И это самое важное.
– Садитесь в машину, – произнес Валентин. – К сожалению, у нас не так много времени для выяснения всех деталей. Обстоятельства против нас.
Морось, продолжавшаяся весь переход, внезапно прекратилась. Но солнце по-прежнему прячется за плотной пеленой туч, так что создается ощущение постоянного предрассветного утра незаметно переходящего в вечер. Группа отделяется, командир последний раз смотрит в мою сторону и показывает кулак с оттопыренным большим пальцем, обращенным вверх. Мол, все в порядке, начнем, как и было запланировано.
Группа – девять человек, включая командира – уходит, теряясь в плотной пелене неведомого. Линии фронта нет, она условна вот уже два месяца, трудно сказать, где располагаются свои части, постоянно маневрирующие перед опасностью обнаружения противником, и где чужие, поступающие в точности так же. После долгих изматывающих боев весны, наступившим летом знаменуется затишье. Войска то уходят в глубь собственной территории, то снова приближаются к противнику на расстояние артиллерийского выстрела. Выманивая его на боестолкновение. Пытаясь осуществить свое основное предназначение: обеспечить должный перевес перед чужаком в нужные три раза хотя бы на нескольких километрах фронта – и тогда – внезапный удар, прорыв, новый удар в освободившееся пространство. Части вкатываются на захваченную территорию и расползаются по ней подобно ртути, отрезая части рубежа от снабжения, замыкая сперва в клещи, а затем и в котел, круша и перемалывая до победного конца.