– В общем, – борется с собой Тельцов, – есть сведения, что ты у себя дома занимаешься… фальшивомонетничеством.
Фальшиво. Ох, как фальшиво это звучит! Да и само это фальшивомонетничество Тельцов выговаривает с усилием, с натугой, тщательно, точно пытается пережевать резину недоваренной говядины в привокзальной столовке. И жуёт так долго, что от усталости ноют скулы. И знает Тельцов, что фальшивит он сам, что никакой Кашкин не фальшивомонетчик и денег тут не печатает.
А если печатает? Это ж какая удача! Накрыть подпольный цех! Каково, а? Да за такое Тельцов наконец получит звёздочку капитана, о которой так мечтает. Ну, Кашкин! Ну даёт! В тихом омуте, как говорится! И Тельцов начинает верить, что Кашкин в своей квартире, да и не квартире даже, а так, коробочке, занимается этим трудновыговариваемым занятием. Да чего уж понемногу! Тельцов вовсю верит! Ведь верить можно и в то, что не обязательно правда. А иногда может и не быть правдой. Или вовсе неправдой может быть – даже в такое можно верить. Верь, Тельцов, верь! Плох тот солдат, который…
А что же Кашкин? Кашкин ненавидит доказывать правду. Но правда как раз самая сложнодоказуемая штука. Ведь знаем мы, к примеру, что квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов, и нисколечко в этом не сомневаемся, а пойди же докажи! Ну-ка, Кашкин, к доске! Пиши условия задачи. Дано: подозрение в трудновыговариваемом занятии. Требуется доказать: а что требуется доказать-то? Кашкин, отвечать будем? Тельцов, помоги товарищу.
И Тельцов спешит на помощь. Тельцов чеканит зазубренный параграф из учебника:
– Подделка казначейских билетов преследуется по закону.
Молодец, Тельцов, садись, пять. Кашкин, Костя Кашкин, отвечать будем?
А чего тут отвечать? Кашкин только руками разводит:
– Ты где-нибудь печатный станок здесь видишь?
Тельцов обводит глазами комнату на предмет припрятанного станка. Взгляд его застывает на детском столике с цветными карандашами.
– Думаешь, я ими? – кивает Кашкин на карандаши.
– Но-но, – обороняется Тельцов, – говорю же, сигнал поступил. Ошибочка, значит. Служба есть служба.
Да-да, и опасна, и трудна.
Обиделся Тельцов, насупился. Уходить засобирался. Капитанская звёздочка помаячила, поманила пальчиком, показала язык и потухла. И неудобно, конечно, перед Кашкиным. И хочется сгладить как-то. Да как уж тут сгладишь, когда наплевал фактически человеку в душу, и вытереть-то нечем: ни тряпки, ни салфетки, ни газеты, даже скомканной.