А ещё врачи такие: курс реабилитации – два месяца. И физнагрузку под запрет. Начинаются уколы, антибиотики, химия. Такие-то таблетки перед сном, вот эти пилюли за час до еды, а вон те капли после приёма пищи, не перепутайте.
И надо бы форсировать события, иначе всё, приплыли. Степанов атакует, но судьба проводит контратаку, и со счётом 0:1 в пользу судьбы этот раунд завершается – восстановиться до ближайших соревнований Степанов не успевает. И вынужден пропустить ещё один тур. А время – ох, время как кенийский бегун: зазеваешься – и не поспеть за ним. Степанову под тридцать, и выбыть из спортивной гонки сейчас значит поставить на карьере жирный такой крест, которым на карте отмечено так и не найденное сокровище.
Степанов в отчаянии. Он теряет силу духа и веру в себя. И как счастлив он, что рядом Рита – к тому моменту они женаты уже полгода, и она одна как целая группа поддержки. Рита окружает его своим теплом, колдует над ним волшебными пальчиками, так пленившими когда-то не только Степанова, но и многих других, не сумевших жениться на Рите мужчин.
Во время вынужденного тайм-аута приходит решение завести детей. Ведь пора же, Рита? Конечно, Толя. Но судьба, которую исключили из этого диалога, переходит в нападение и проводит с фланга новую атаку на ворота противника.
Опасный момент!
Удар!
А разве Степанов противник ей? Противник собственной судьбе?
Гол!
Рита не может забеременеть. Раз за разом попытки оборачиваются удалением игрока с поля. Новый виток врачебных экзекуций. Анализы, обследования, процедуры. Врачи разводят руками. Степанов не может быть отцом. И тогда Рита впервые видит слёзы мужа. Мяч в воротах противника. В воротах Степанова.
0:2.
Ещё через полгода становится ясно: о большом спорте можно забыть. Выходы перекрыты. Возможности упущены. Время ушло. Убежало.
Утекло.
Рассчитывать не на что. Максимум – место тренера в детской спортивной школе при стадионе. И Степанов становится тренером, но через неделю Рита застаёт мужа дома таким пьяным, точно он опустошил винно-водочный отдел ближайшего продмага и дозаправился в ларьке у дома.
Степанов признаётся, что не может работать с детьми. Рите можно не объяснять. Она понимает. Степанов и не объясняет. Он плачет. Какая слабость – смачивать слезами плечо Ритиной блузки производства местной текстильной фабрики. Но да, он плачет. Чёрт бы его побрал, но злится на себя и плачет. Злится той злобой, от которой трясутся руки и хочется рвать на себе ещё не начавшие серебриться волосы и орать. Орать не своим голосом, до сипоты, до издыхания. И Рита обнимает его, гладит волшебными пальчиками стальные от многолетних тренировок плечи и ещё не начавшие серебриться волосы. Она с ним.