– Митька, Митька, черт, где тебя носит!
Митька появился мгновение спустя с кувшином и вышитым полотенцем через руку.
– Не сильно соленый, как в прошлый раз? А то до вечера не мог напиться, – уже добрее спросил князь.
– Это огурчики из Никольского подворья, там знают, как тебя, князь, уважить.
Выпив треть кувшина рассола и вытерев лицо полотенцем, Иван Иванович начал медленно одеваться. Митька старался помочь, за последние восемь лет как он служит у князя, еще с Москвы, а теперь второй год в Вологде при воеводе, он уже очень хорошо знал все привычки хозяина. Одоевский (Меньшой) был из старинного княжеского рода, в молодости начинал стольником, затем был рындой6 при Василии Ивановиче Шуйском, ну а теперь с повышением, отправлен воеводой на два года в Вологду. Жилось в Вологде неплохо, активные события дальше Ярославля не перекатывались, торговля шла большая, сборы и налоги поступали своевременно и в достатке. Ничего, что хлеба и репа последние годы не уродились, на княжеском столе это никак не отражалось, жизнь текла размеренно и сытно. А после окончания вологодского воеводства, глядишь, и еще более хлебное место подыщут. Значит и Митьке ехать в Москву, с гордо поднятой головой возле такого именитого хозяина.
– Что слышно в городе по посадам? – с чувством некоторой легкости спросил воевода.
– Сказывают люди, нынешней ночью шалили на ярославской дороге, запалили корчму, двоих нашли зарезанными. Стрельцы хмельные по городу шатаются, устроили драку возле Успенского Собора, грязно ругались. Горожане жалуются, воевода-батюшка, слушают старца Галактиона про разорение великое, которое вот-вот должно напасть.
– Им храм в честь Знамения Божией Матери строить надо, чтоб эту беду отвести. А где я им сейчас умелых людей найду? Вон, как крепостные стены ветшают, а частоколом нашим сейчас разбойника не напужаешь, да и тот на половину сгнил. Если что-то долго ждать, оное и случится. Типун на язык твоему Галактиону! Где Истома Карташов, давно видал?
– Со вчерась с князем Григорием Борисовичем, у них и гуляют.
– Вели разыскать и привесть как в чувствах будет, и с князем мне надобно свидеться до темна, предчувствие у меня какое-то нехорошее. Завтрак подавай.
А у Митьки все уже и готово, рад услужить. Только выглянул за дверь, а там уже ждут команду прислуга и повариха. Большой дубовый стол с резными ножками – подарок из Москвы – накрыт белой скатертью с вышитыми красными и синими петухами, напоминающими хозяину о том, что это еще завтрак. На большой тарелке дымился запеченный гусь, пышный каравай, зарумянившийся несколько минут назад, в крынке – густая сметана, в другой – желтый кусок масла – гордость местных маслоделов, чуть подальше – ароматные бублики и яйца, еще хранящие тепло заботливой несушки. Но наполнял всю горницу чудесный резкий запах нового заморского напитка – кофея. Несколько кульков зерен летом Митька променял английскому купцу на пять соболей и теперь потихоньку баловал себя рано утром, пока князь спит. Оглядев зорко стол, Митька отодвинул стул, чтобы Одоевскому удобнее было сесть. Завтрак ожидался быть долгим, поэтому Митька пододвинулся к окну и одним глазом следил за тем, что происходит на улице.