– Я пожаловаться хотел, а ты…
– Ой, ну извини, что у меня нет такой блажи, как философствовать. Мне надо изучать.
– Да вот ты как раз и… как ты сказала? Короче, фигней страдаешь. Шею пробил – и всё.
– Вот у тебя решение всех проблем! Шею пробил!
– А что еще с ними делать?! Изучать? А нахрена?
– А зачем медведей изучают? Гепардов?
– Без понятия!
Раздражённые, они спорили и, сами того не замечая, повышали голос. Резкие звуки разрывали особо тонкую на краю земли ткань мироздания, и охота должна была сорваться, но кто-то – или что-то – выключило звук. Словно нечто большое, невидимое и злое залепило спорщикам рты, а потом отправилось дальше и зажало пасти лаявшим собакам, и стало так тихо, что тишина придавила их к земле. Медленно и осторожно парень вылил остатки кофе на снег и отдал пустую чашечку, затем наклонился ещё ниже и поднял крест. Спутница так же осторожно, стараясь не издать ни звука, закрутила термос, убрала его в рюкзак и вынула охотничий нож с широким лезвием. Они спрятались за сугробами и смотрели, как оно шло.
Чёрный худой силуэт высотой с два метра, с длинными руками и ногами и тонкими пальцами, лысой головой и круглыми, белесыми светящимися глазами без зрачков передвигался бесшумно, и определить его в полярной ночи можно было только по окружавшему его флеру безмолвия. Рядом с ним гасли электрические фонари, а когда оно уходило, загорались вновь, рядом с ним затихали все звуки: голоса, лай, шум ветра, хруст снега под ногами. Оно забирало признаки жизни, а в ответ давало тревогу, неопределённость и страх темноты. Оно было концентрированной темнотой. И оно шло к промерзшей насквозь паре.
Быстрым движением охотник достал из кармана деревянный свисток и свистнул изо всех сил. Высокий и чистый звук ударил как стрела, чудовище пошатнулось, но выстояло, схватившись рукой за дерево. Из глаз полился мертвенно-бледный свет, и охотники крепко зажмурились, потому что нельзя смотреть бездне в глаза. Но существо было так близко, что свет проходил сквозь закрытые веки, а лица обдало ледяным дыханием. И тогда охотник вонзил в него крест.
Несколько секунд ничего не происходило, но потом чудовище заревело и поднялась буря; ледяные иголочки кололи лицо, ветер прошивал насквозь, свист заглушал всё. На руку охотника капнуло что-то густое и горячее, но он не смел открыть глаза, иначе бы ослеп и сошёл с ума. Тепло чувствовалось сквозь толстую перчатку, и вскоре ручеёк нечеловеческой крови разделился натрое и поскользил по перчатке и от неё – вниз по снегу.