– А что ты сегодня будешь делать? – спросила Оля, смахивая с глаз длинную чёлку. Когда у неё выдавались свободные дни, она приходила в деревянный гараж и смотрела, как охотник работает. Было в этом что-то умиротворяющее – наблюдать за тем, как работает другой человек.
– Новое оружие.
– И что же это будет?
– Пока не уверен. Что-то, что будет убивать быстрее.
– Более острое?
– Более… разрушающее. Как взрыв, – он развёл руки в стороны, показывая разлёт воображаемых осколков. Постоял немного, обдумывая осенившую идею, и схватился за бумагу и карандаш.
Вскоре появился набросок будущего оружия. Поршень, из которого выходили спиралевидные лезвия; при нажатии на поршень лезвия раскрывались в разные стороны, напоминая зонтик, и четыре заточенные спирали расходились внутри тела.
– Ну как? – довольно спросил он, показывая рисунок. У Гриши был талант художника: даже простой набросок на пожелтевшей от времени бумаге выглядел эстетично, но сколько бы Оля не говорила ему, парень каждый раз отмахивался. Художник – это несерьёзно, хобби, мелкий заработок; вот юрист – это уважаемо и почётно.
– Не знаю. Эта вещь будет сделана, чтобы убивать. Разве это хорошо?
– Оль, – в голосе скользнуло напряжение, – знаешь, как отличают позёров от тех, кто реально решил покончить с собой? Они режут руки вдоль. Как у тебя были порезаны руки? Напомни, а то что-то подзабыл.
Такой эпизод действительно был. Она подумывала о том, чтобы покончить с навязчивыми мыслями кардинально и примеривалась, нанося порезы. Вначале неглубокие, так, лёгкие царапины, потом всё глубже и глубже… Была глубокая ночь, свет шёл только от монитора, на котором был открыт вордовский документ – будущий реферат, состоявший пока что из титульного листа. В руке она держала ножик для вскрытия конвертов, купленный на какой-то барахолке, красивый и бесполезный до этого момента. Нежная кожа запястий ныла и отзывалась болью на каждое прикосновение, и девушка тыкала руку, раздумывая – а стоит ли? Липковатое от крови лезвие пахло металлом, в голове была пустота, а курсор однообразным миганием отсчитывал секунды. Стоит или не стоит? Разум подсказывал, что нет, но это были словно не её мысли, а чьи-то чужие, принесённые постами из интернета. Её собственных мыслей не было, голову забил грязновато-серый туман вперемешку с ватой, через который все слова доносились приглушённо, и окружающий мир казался размытым и зыбким. А ещё была усталость. Усталость от мира, от себя, от проблем, от собственной болезни, от замечаний о том, что девушке не пристало иметь такие уродливые руки, о том, что учиться на дизайнера – плохая идея, и надо было идти на экономиста, о том, что в восемнадцать лет быть без парня – стрёмно, и далее, и далее… Она откинулась на спинку стула, тяжело вздохнула и перевела взгляд с израненной руки на окно.