. Мы снова и снова повторяем
«Маранафа» –
«Приди, Господь», но с каждым новым словом приглашение становится всё более абсурдным. Оно – крик из глубины души, ощущающей разделение с Богом. А потом слово начинает свидетельствовать, что никакого разделения не было. Это я отпадал от Него. Он же всегда был со мной. Молитвенное слово нужно мне, а не Ему.
Как вдох подразумевает выдох, так и молитва подразумевает молчание и вслушивание. Особую внимательность, основанную на понимании, что Бог всегда рядом, настолько близко, что и промежутка нет. Точнее, он настолько есть, насколько я создаю разделённость между нами, забываю о Присутствии, скрываюсь от Него. Но когда я внимателен, то встаю на путь, чтобы «ходить пред Богом», как делал Енох. Просто «ходил», просто был с Ним, как Адам, словно не было никакого отпадения. Но чтобы так срастись воедино, нужно долго лечить душу. Лечить тишиной, Присутствием, которое исцеляет и обличает.
И это так трудно – быть с Ним, когда хочется бежать по свои делам, когда ты дёргаешься от каждого телефонного звонка и создаёшь помехи, вовлекаясь в хронический стресс суеты. Ведь Он напоминает о тщетности всего этого, обесценивает каждое корыстное поползновение души. Настолько, что не остаётся никакой прелести в том, чтобы быть обывателем – тем, у кого быт определяет сознание. Рядом с Богом всё меркнет. Всё погружается в непроглядную темень, покуда в ней не нащупаешь ниточку в глубине души, которой ты к Нему пришит навсегда, а по ней, шаг за шагом, не выйдешь к Свету. Шаг за шагом в тишине, покуда не встретишься с Ним…
Духовная ситуация времени и созерцательные практики Запада
Расхожим является мнение, что западная культура не склонна к созерцанию. Наоборот, ей от природы свойственная стеничность, деятельность, экспансивность. А погружённость в себя, приоритет внутреннего мира описывают как черту восточного менталитета. И, как писал, Киплинг, Запад есть Запад. Восток есть Восток…
Философ Освальд Шпенглер называл культуру Европы «фаустовской». Неутолимая жажда жизни, знания, преобразования реальности – всё это черты Фауста у Гёте, как и ещё одна – он умён, но, похоже, не мудр. И, если мы пристально всмотримся в личность главного героя, то поймём, что его деятельная натура является такой от неудовлетворённости. Сама суть его сделки с Мефистофелем – это готовность отдать душу, когда он произнесёт: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!». Выходит, вся деятельность Фауста не имеет адресата, твёрдой цели, она похожа на попытку убежать от того, что его волнует где-то в глубине души. Словно хочется забыть или игнорировать что-то важное. Так, например, Фауст, вспоминая, как с отцом они проводили эксперименты над людьми, скрывает свою вину за оправданиями о торжестве знания.