– Я сам оттуда родом. Как и все мы.
Он растворился в знойных вечерних тенях, что бросали кипарисы на пустынную магистраль, – длинных, подобно пикам стражников, заметивших вора. Солнце было точно белая монетка, прилипшая к такому же выцветшему, как выстиранная голубая простынь, небу.
Что ж, повторюсь, я был молод и не боялся никаких препятствий, да и терять мне тоже было нечего. Все, что у меня тогда было, это я сам да скромный багаж: посох, рюкзак и накидка.
Когда я уже почти выбился из сил – дорога была пустой, монотонной и ровной, а кипарисы давали мучительно мало тени – солнце наконец начало падать к горизонту. По небу разливались нежные краски заката, похожие на разводы персикового и макового мрамора. Облака из лебяжьего пуха потяжелели, как смоченная чернилами вата; снизу их заливали сиреневые тени, а сверху будто припудрили слепящей золотой пылью.
И в то же время, как солнце закатывалось за ровную полоску дороги, вверху, прямо по курсу плотная ткань полыхающего неба треснула и разошлась по шву, являя миру свою изнанку – непроглядно черную бездну.
Хотя нет, она не была непроглядно черной – присмотревшись, я понял, что она переливалась всеми оттенками синего и фиолетового, как богатая палитра аметистовой жеоды, в глубинах которой мерцали далекие огни – точно лампочки на рождественской елке.
И там, в ее сердцевине, тлело свое, бледное в багряной оторочке солнце.
Я обомлел. Зрелище было таким завораживающе красивым, что сердце на миг замерло, а во рту пересохло. Не помню, как я сделал первый шаг, а за ним и второй. Я пошел вперед, ко все растущей дыре в рдяно-шафрановом небе, точно зачарованный. Нет, шли мои ноги, а я сам… сам просто не мог оторвать от нее взгляда.
Когда последние шали заката опали и растаяли над землей, я уже ступил в звездчатую дыру, и передо мной вдруг предстало нечто совершенно невероятное: мрак не был абсолютным, о нет! Я видел внизу, под кудрями дымных облаков цвета черного опала перемигивание огней города и пронзающие ночь шпили башен.
До самых глубин неба, выше облаков, на которых я сейчас стоял, возвышались длинные столбы, на которых, как на маяках, горели фонари – будто это была дорога, безошибочно ведущая вниз.
Сквайззл – так назывался этот город, незримая точка начала координат; город городов. Я думал, что раз над городом простерлась ночь, то все спят, но на улицах неожиданно кипела жизнь: люди ходили по магазинам и в кафе, все здания были унизаны неоновыми вывесками и гирляндами, точно низками драгоценных камней. Разноцветные огни лились на меня со всех сторон, делая ночь яркой и слепящей.