Он читал вывески вокруг. Им обуяла страсть играть словами.
«Piano di emergenza»28 – прочитал он на табличке возле лифта.
На этот раз у его номера был говорящий номер «314».
«Какое великолепное сочетание цифр» – подумал он и додумал – «поиграюсь на досуге».
Он был бы не он, если бы не игрался цифрами, не говоря уже о словах.
«Пьяно» – прокручивал он в мозгу итальянское слово «план».
«Я, когда пьяный, – думал он, – всегда думаю об эмиграции».
«А когда очень пьян, не ограничен список стран» – решил он ещё и поиграть с рифмами.
«Прэго, раггаци,29 – согласился он с итальянским планом, – я согласен».
Одновременно с этим он открыл дверь номера 314 и погрузился в его пространство.
Что-то всё ещё интенсивно бурлило в районе чуть выше левой ступни, там, где его поверхностные вены создавали причудливые узоры, просвечиваясь глубоко-синими и приглушённо-фиолетовыми красками сквозь тонкую поверхность кожи.
«Ох уж эта болезнь аристократов» – посетовал он на варикозное расширение вен, но не придал особого значения этому клокотанию.
«Видимо, переусердствовал с ходьбой» – решил он и завалился на двуспальную кровать, включил телевизор, нашёл музыкальный канал. Он уже знал номер – 67. На экране красивая девушка в окружении ухоженных собачек. Это реклама собачьего корма. «Красивая» – отметил он. Шум кондиционера, который он выключить не мог, не дал ему полноценно переселиться в царство Морфея, и какое-то время он пребывал в пограничном состоянии между сном и явью. Наступал вечер.
«Ну ты, лежебока делла верита, вставай, уже вечер» – мог бы он сказать какой-нибудь своей любовнице, но себе не мог.
Так и провалялся до предзакатного часа.
«И кондиционер этот дурацкий, поспать толком не даёт. Опять придётся предпринимать какие-то меры» – в полудрёме ругался он.
«Ну всё, пора гулять» – наконец-то дал он себе установку. Одетый по-летнему, в любимых эспадрильях песочного цвета, он покинул номер с надоедливым кондиционером, выключить который ему не удавалось.
И потом он гулял-гулял-гулял, стараясь не обращать внимание на «дзыни», но порой, если «дзынь» звучал слишком отчетливо и близко, проверял свой кайфон, а вдруг у него «дзынькнуло», догадываясь, тем не менее, что вряд ли.
Он гулял так, что обошёл почти весь центр, все мыслимые и немыслимые улочки, не щадя ног, равно как и вен, вздувавшихся под кожей.