Я больше ничего не слышала про Илью. Свои страницы в соцсетях он не вел. Но все эти десять лет жизни в столице его образ не покидал меня. Случалось, я как будто видела его спину в толпе. Иногда в кафе мне чудилось, что сейчас именно он принесет мне кофе в фарфоровой кружке, но всегда это был другой человек. А в последние годы даже не человек, а робот.
Бывало, что мне снилась кофейня в старом доме: книги на столе, Рэй в уголке и Илья, наливающий кофе то в керамическую кружку, то в бумажный стаканчик. Когда он во сне наливал кофе в одноразовый стаканчик, он так язвительно улыбался, а наутро мне всегда было грустно.
Прошло десять лет прежде, чем я вновь вернулась в Январьск не по работе и не к друзьям. Зрители моего канала уговорили меня на эту поездку в честь юбилея моего переезда. Мир изменился. Мы с другими экологами сделали его лучше. Переработка отходов стала обыденностью. Повсеместно применяются биоразлагаемые материалы.
Жизнь изменилась повсеместно. Подписчикам моего канала стало интересно увидеть мой родной город, откуда все началось. Признаюсь, меня взяли на слабо. Мои зрители ничего не знали об истинной причине моего нежелания возвращаться сюда.
Когда современный, почти бесшумный самолет коснулся взлетной полосы в аэропорте Январьска, мое сердце ушло в пятки. Я нервно сглотнула. Пути назад не было. Я вышла из самолета и отправилась в город, вооружившись очками для съемки материала для канала.
На улице стояла ужасная жара, но новый спортивный костюм поддерживал температуру тела, охлаждал и увлажнял. Окрашенные в светло русый цвет длинные волосы я собрала в хвостик. Удобные ярко красные кроссовки на моих ногах легко касались асфальта знакомых улиц.
Шла я не слишком быстро и успевала оглядываться по сторонам. Теперь здесь не было контейнеров, заполненных пластиком. Одноразовые бутылки и пакеты в магазинах тоже было практически не найти. Только в маленьком круглосуточном магазине на углу жилого дома обнаружила редис, упакованный в пластиковый пакет.
Изменившийся город был отличным поводом для радости. Мы справились, и принципы рационального потребления стали принципами жизни человечества даже в далеком Январьске.
Но на душе у меня было скверно, за съемками материала я не переставала думать о Илье и Рэе. Жив ли кот? Жив ли Илья? Работают ли ещё в кофейне? Часть меня не хотела его видеть. Другая стремилась зайти в кафе с гордо поднятой головой и сказать: «У меня получилось, а ты не верил». А третья часть где-то очень глубоко хотела узнать, что Илья тогда пытался сказать, выкрикнув мое имя. Хотела, пожалуй, просто обнять его на секунду.