Оказавшись в Лондоне одна, почти без средств, Моне нуждалась в работе. Родной отец, которого она видела пару раз в жизни, познакомил ее с семьей, искавшей няню для детей на лето. Моне очень старалась, и осенью, когда дети пошли в школу, ее взяли на работу на постоянной основе. Она помогала с домашними делами, водила детей на кружки. Но вскоре родители развелись и не могли больше себе позволить няню. Она без труда нашла новую семью, затем еще одну и еще, пока не поняла, что расставаться с детками, которых она успевала полюбить, как своих, слишком мучительно. Каждый раз Моне оставляла кусочек сердца в очередной семье. Тогда Моне решила уйти в продажи.
Она начала работать на первом этаже торгового центра в Бернардс, продавала перчатки и головные уборы. Как-то раз на пятом этаже возник ажиотаж и не хватало сотрудников, ее попросили подняться и помочь. С тех пор она больше не занималась шапками. Если кто-то и считал, что становиться главным менеджером в двадцать шесть слишком рано, никто не высказывался открыто, потому что у нее был стиль и вкус, она прекрасно отличала качественную вещь от дешевки, могла посоветовать. Дочь Кэнди, уж в чем в чем, а в стиле она разбиралась.
– Заканчивай дела, а затем мы поужинаем в расслабленной обстановке и поговорим, – сказал Марку и улыбнулся. – Отвечу на все твои вопросы.
– Но у меня нет вопросов, – запротестовала Моне.
Она изо всех сил старалась не попасть в сети его убийственного обаяния. Марку прекрасно знал свои сильные стороны и умело пользовался женскими слабостями.
Моне встала.
– Марку, меня не интересует твое предложение. Ты теряешь время. Завтра рано утром я должна быть в салоне, нужно еще найти потерянное платье миссис Уилкерсон, пока она снова не начала нервировать меня своими замечаниями.
Он поднялся и теперь возвышался могучей черной скалой над ее маленькой хрупкой фигуркой.
– Ты обещала, Моне, и не можешь отказаться. Кроме того, ты не знаешь подробностей, ни зарплаты, ни бонусов.
Моне всплеснула руками.
– Нет ничего заманчивого в работе на тебя!
– Когда-то ты любила нас и говорила, что мы – твоя единственная семья.
– Я была молода и наивна. Все изменилось.
– Что-то случилось с тобой после того, как ты уехала из Палермо, о чем я не знаю?
– Нет.
– Тогда почему столько злости и ненависти в адрес нашей семьи?