Стоп… Что?! Мой ступор был очевиден, и на долю секунду взгляд отца смягчился будто он вспомнил, что я все еще его сын, а не подкидыш.
— Завтра будешь давать интервью. Я обо всем договорился, — властно отченикал, и только я было хотел возмутиться как он добавил масла в огонь, — собирай свои вещи, ты возвращаешься домой!
Это не было вопросом или, на крайний случай, предложением… Нет! И подавно! Это был приказ.
Порой мне казалось, что отцу вообще не важно жив я или нет. Главное — это репутация, а еще главнее чтобы она была (и оставалась), безупречна и без единого пятнышка. Неудивительно что он так взъелся, ведь я на ней не пятнышко посадил, а напрочь испортил.
— Я не поеду домой, — сдержанно ответил я.
Отец одарил меня недоулыбкой, которая отнюдь не была милой или же хоть малость приятной, она была угрожающей.
— Ты будешь делать то, что я тебе скажу, — четко и сурово выплюнул, не давая усомниться ни в едином произнесенном слове. — Довольно! Нанянчился с тобой, — он на миг замолчал, а затем, протянув руку, требовательно проговорил, — ключи от машины.
Я опешил и крепко сжав челюсти взял их с прикроватной тумбочки, после чего вручил отцу.
Уговаривать, плакать и падать на колени я не собирался.
— Теперь ты ездишь, как все нормальные дети, — произнес, особой интонацией выделяя слово «нормальные».
— Не вернешься домой, заморожу карточки, и ту что мать тебе дала тоже.
Он развернулся, а его последними словами были:
— Водитель заедет через час.
***
Я был зол. Зол на отца, на себя, на мать, которая сидела в гостиной с нервным видом. Последний человек, которого я ожидал увидеть в этот неудачно начавшийся день, была она.
Стоило мне только со своими пожитками переступить порог (с нынешних пор своего старого нового дома), как она тотчас же подорвалась и принялась лепетать, как ей жаль,но я не слушал ее. Должно быть, отец позвал маму, дабы та посмотрела на непутевого отпрыска которого вырастила, по крайней мере это то что мне довелось краем уха услышать. Я не мог взять в толк, зачем она здесь. Если ей нужно мое прощение, то так уж и быть, я смилуюсь, только бы она поскорее свалила к своему хахалю и не мозолила глаза.
— Зайдешь ко мне, как освободишься, — вкрадчивым тоном промолвил отец, а после скрылся из поля зрения.
Я же в свою очередь направился в комнату.