Да, она очень дорожила тем благополучием, которое царило сегодня в её семье, и посему помыслить даже не могла о том, чтобы всё это вдруг сломалось.
Эти её тревожные мысли о разрушительных для её психики и для её спокойствия последствиях возможной встречи с прошлой её страстью усугублялись ещё опасением, что муж может уразуметь, что к чему! «Поймёт! Поймёт! Поймёт!», – пульсировало у неё в голове. Правда, было обстоятельство, которое в какой-то степени унимало её тревогу. Ведь Владимир по злой иронии судьбы был долго связан с этим её Володькой общей научно-исследовательской работой! И если бы получилось им тут столкнуться, её эксвозлюбленный, конечно же, объяснил бы эту встречу желанием свидеться с бывшим коллегой-сослуживцем. Но… у страха глаза велики. И Галю приводили в ужас мысли о том, что муж, сопоставив факты, обо всём догадается и что она себя обязательно выдаст, и что всё, что она годы держала в тайне, раскроется в момент! А муж вот-вот должен был появиться! Ведь по случаю юбилея их свадьбы он собирался прийти с работы раньше обычного.
Она просто сходила с ума! А в какой-то момент её тревога сменилась прострацией. Она прикрыла глаза и сжалась в комок в кресле. В голове тревожно теснились разные думы, перед мысленным взором вперемешку проносились картины из прошлого и настоящего.
Муж её Владимир был ей ровесник, моложав, интеллигентен. Его определённо можно было отнести к тому типу мужчин, которых называют интересными. Совсем молодым защитил он кандидатскую, а затем, с небольшим перерывом – и докторскую диссертацию. В Москве был специалистом в области строительной механики. Заведовал отделом в НИИ и, кроме того, преподавал: у него была часть ставки в ВУЗе.
И тем не менее, в конце тех перестроечных восьмидесятых годов двадцатого века Владимир стал подумывать об эмиграции. Да и не только он – ведь в воздухе буквально витало отъезд ное настроение, порождённое послаблениями, которые стали делаться властями в этом вопросе. И настрой этот, безусловно, усугублялся ещё и экономическими трудностями того времени.
А Владимиру, интеллигенту и учёному, как раз таки тяжело было вписаться в горбачёвскую перестройку. Государственную тематику в науке сократили до предела, а хозрасчёт, при котором каждый институт должен был самостоятельно искать заказчиков работ, просто выматывал. Кооперативные же дела Владимиру были не по нутру. Он привык полностью отдаваться своей работе и честно получать за это зарплату в окошечке с вывеской «Касса». Но вот отдаваться полностью ему становилось всё труднее. Перестройка породила неразбериху, многие толковые ребята бросились «хапать» в кооперативах. Как тогда говаривали – «куй железо, пока Горбачёв». А существенная доля тех, что остались в многочисленных НИИ, была не способна ответственно выполнять поставленные задачи. Вот и требовало начальство, которое ещё больше стало трястись над своими тёплыми местами, чтобы такие неординарные во всех отношениях индивидуумы, как Владимир, кроме науки занимались ещё и уймой организационных дел, которые в то непростое время требовали нечеловеческих усилий. На него, например, как на руководителя научно-технологического отдела волевым порядком повесили ещё и общее руководство имеющимися в институтском плане темами. Это означало, что он должен был отвечать за выполнение не только своей части работы, но и за работу смежных отделов, за обкатку технологии и за её внедрение в промышленности. Владимиру приходилось оставаться на службе допоздна и, кроме того, заниматься дома написанием отчётов, всяких сопроводительных документов, статей, авторских свидетельств и патентов. И это кроме подготовки к чтению лекций в ВУЗе, где его уговорили преподавать. И это ещё кроме ответственных изнуряющих командировок к заказчикам работ, выполняемых институтом, с целью сдачи определённых этапов. А зарплата в государственных учреждениях, в отличие от кооперативной вольницы, оставалась для каждой должности совершенно фиксированной. Он очень уставал, а Галя выражала недовольство таким положением вещей, да и просто жалела его. Он же заявлял ей, что единственное решение, которое он может предложить, это покинуть этот «кооперативный бедлам». И при этом старался убедить её в том, что «там» на службе его ничто не будет отвлекать от его прямых обязанностей. Потому что «здесь», мол, ведутся нескончаемые разговоры о научной организации труда, а «там» она существует де-факто.