– Получается, домой никак теперь не добраться? – он посмотрел на меня долгим немигающим взглядом, перевёл взгляд на бутылку, снова на меня.
– Почему?
– Но ты же сказал, что травмай… – вздох был таким, словно он уже несколько часов объяснял круглому дебилу, почему два плюс два равняется четыре.
– Костик, – в голосе появились покровительственные нотки, – ты дебил? – Ну вот. Челюсть моя так и застыла в открытом положении. По крайней мере, я начинал себя таковым ощущать. – Трамвай не едет, но рельсы то никто не отменял. И если тебе за каким-то хреном надо этого, – он пощёлкал пальцами, – домой, то кто тебе блин мешает? – опрокинув в себя новую дозу мутной жижи, он уронил голову на грудь, и замурлыкал в лацкан пиджака. – А я по шпалам, опять по шпалам иду… – Щенок что-то тявкнул, перебирая лапами по моей ноге. Я, наконец, смог подобрать с пола свою нижнюю челюсть.
– Так я это… Пойду что ли?
– Дело твоё, – пожал он плечами, – и псину свою забери!
– Так это не моя собака, – я даже растерялся.
– А чья?! Моя что ли? Ненавижу собак… Гадят везде… – настроение Иваныча стремительно менялось не в лучшую сторону, и я решил, что пора сваливать. Хоть ноги отдохнули.
После проспиртованного салона трамвая уличный воздух показался обжигающе холодным, но очень бодрящим. Оказывается, я успел принюхаться к тому, что пил трамвайщик, и уже начал хмелеть от этого въевшегося даже в кожу сидений запаха. Из открытых дверей неслось что-то про то, что ходят тут всякие, мешают нормальным людям жить… Щенок семенил рядом, явно радуясь новой компании. Я присел на корточки, потрепав его по холке. Ошейник у щенка был обычный кожаный, без бирок и надписей.
– Ну, и как тебя зовут? – он покрутил головой, разметав мягкие лопасти ушей и, облизнувшись, преданно уставился мне в глаза.
– Будешь моим другом? – Умные глазки преданно смотрели прямо в сердце, дополнив этот умилительный взгляд утвердительным (как мне показалось) тявканьем. – Значит, буду звать тебя Дружок, – заключил я, потрепав его по мягкой шёрстке.
Взгляд на синие ленты рельс вызывал желание пнуть что-нибудь посильнее, но возле ног теперь крутился, виляя хвостом, маленький комок шерсти, и не хотелось его задеть. Если выберусь отсюда, никогда больше и близко не подойду ни к трамваям, ни тем более к шпалам. В памяти всплыла фраза, что все дороги ведут в Рим. Ну, посмотрим, куда нас заведёт эта тропка.