– Рисует, как курица лапой, – констатировал Фуфел. – Никакой объективности.
– Согласен, – ввернул Шмеля, – ублюдский почерк и ни черта не понять.
– Да, это рисунок Гекса, – кивнул Кыся.
Шмеля скомкал бумажку и отфутболил её прочь.
– Хрен с ней, с картой. И без неё всё ясно.
– А куда мы пойдём? – недоумевал Кыся.
– К морю, твою мать, отдыхать и загорать! – вспылил Шмеля.
– Предлагаю идти через Некрополь, – подал голос Норман.
Кыся испуганно заморгал.
– Зачем же? Не надо туда идти! Там страшно, там заброшенные руины, там бешеные воробьи гадят прямо на голову!
– Вот поэтому и двинем в ту сторону, – сказал маг. – Никто там не крутится, не шпионит… Самое то!
– Тогда вперёд, – подтолкнул Шмеля дрожащего Кысю. – Сделаем перед завтраком километров двести, аппетит нагуляем.
– Мы чё, завтракать через неделю будем?! – ужаснулся Кыся.
– Гы-гы! – Шмеля повернулся к Норману. – Видал, как попался?
– Шутник, блин! – загоготал профессор.
Глава седьмая
Пустая земля
Если топать от Иллюминока на юг недели три кряду, не останавливаясь на всякие мелочные стоянки типа поспать, пожрать и прочее, вы рано или поздно упрётесь в море, миновав крупные и не очень поселения вроде Эльфийской Колонии и другой безразличной для нормального обывателя ерунды. Однако у южной оконечности Галадарского кряжа Большой Имперский Тракт разветвляется – одна дорога идёт до этого самого моря, вторая, попетляв миль пятьдесят-шестьдесят, прерывается руинами некогда огромного города, который габаритами мог поспорить с самой столицей.
Если бы не одно «но».
Жители этого города, название коего утеряно в веках, во времена расцвета Империи были до дрожи трусливы – все, как один. Таких слюнтяев, нытиков и подхалимов следовало ещё поискать, а если вы их и найдёте – знайте, что это, скорее всего, прямые потомки жителей Некрополя, ныне мёртвого и опустевшего, загаженного донельзя перехожими путниками и перелётными дятлами. Кстати, Кыся зря боялся идти через Некрополь, ибо по всем приметам он и был некропольцем, только по досадной болезни мозга, которая зовётся «конкретный отвал башки», он этого не знал.
По причине трусости некропольцы редко покидали свой город – за его стенами их поджидал весь этот гнусный и ублюдский мир со своими гнусными и ублюдскими кознями. А если и находились на голову болезные, то по возвращении (при условии, конечно, что кто-то возвращался) их славословили, боготворили и вообще пропагандировали культ личности. В конце концов тогдашнему Императору это всё порядком осточертело, так как его жизненным кредо были пословицы: «Кто не с нами, тот не с нами», «Вся власть мне» и наконец «А чё это они носы воротят от остальных, а?!» Принципы Императора не совпадали с бытом некропольцев, и посему решено было город поставить в позу краба, а то ишь как разболтались! Свирепые воины Империи, культивирующие боевой стиль «ударь со спины, бей лежачего», во мановение ока призвали непокорных к ответу. Император сам лично справил нужу в городской ратуше в главном её зале, а вот какую нужду, история снисходительно умалчивает. Нынешний Император жалел, что не ему выпала честь нагадить в Некрополе. «Уж я бы там ого-го!.. Я бы им эге-гей!.. Да я бы!..» Дальнейшие восклицания августейшей особы всегда прерывались визгом и истерическим хихиканьем.