Сцена была засыпана какими-то опилками. Из-за кулисы появился мужик в серой хламиде, он медленно волок доски. С другой стороны два мужика волокли большой мешок, долго, с трудом. Наверно, в мешке были камни. Потом кто-то потащил бревно. На Риту посыпались опилки. Она принялась стряхивать их с себя. А возня на сцене продолжалась. Вот пронесли длинную скамью из одной кулисы в другую. Было полутемно. Вдруг вспыхнули прожекторы, и высветилась куча земли. Из неё стал медленно откапываться мужик, в зал посыпалась земля, прямо на первые ряды, на Риту и Сашку. Повалил едкий дым, Рита закашлялась. Мужик вылез, наконец, из земляной кучи – он был голый. Зрители радостно взвыли и зааплодировали. Голый мужик гоголем прошёлся по сцене, и скрылся за кулисами. Занавес задёрнулся, но вскоре снова раздвинулся. Сцена была сплошь засыпана черепами. Пластмассовыми. Рита удивилась: вроде, не «Гамлета» играют, а «Отелло». И оглянулась на зал. Народ с интересом взирал на это действо. Сашка зевал и почёсывался. Вдруг из-за кулисы вышел всё тот же мужик, но уже одетый. Теперь он был хаотично измазан чёрным гримом. Это был Отелло. Он прошёл в конец сцены и принялся жарить яичницу на примусе. Потом он её ел, смачно чавкая. 0чень медленно и аппетитно. И съел. В течение всего спектакля Отелло менял цвет. Линял, наверно. То он был чёрный, то белый, то бело-чёрный, то чёрно-белый. В конце концов он измазал Дездемоне лицо сажей, и накрыл её покрывалом. Рита всё время порывалась уйти, но Сашка её удерживал – халява, всё же, жалко. Народ бурно хлопал актёрам, которых было не много, человек пять. Рита удивлялась – до чего же отупели люди! Ушло из зала во время спектакля человек семь всего. А сама она, с Сашкой, сама-то, до самого конца эту чушь смотрела!
Потом они гуляли по вечернему городу, и смеялись над постановкой. Небо ссутулилось, зашаркал дождь. И они нырнули в ночной супермаркет. Они бродили меж полок, набитых разномастными упаковками, весело болтали. Рита купила бутылку коньяка и упаковку мидий. Коньяк с мидиями – как классно!
В густом варенье ночи плавал половинкой лимона месяц. Они допили коньяк, доели мидии, им было так сладко, с кислинкой, общаться. Это была ночь откровений, и Рита разглядела Сашкину душу, севшую на мель. Утром она принялась его выгонять. Но ему хотелось продолжения. В его мобильнике раздалась какая-то дурацкая мелодия, он раздражённо схватил трубку. И лицо его стало меняться. Вообще-то, он был равнодушен к матери, не любил с ней говорить, злился. Но сейчас, получив сообщение об её инфаркте, он расстроился. Надо было лететь в Улан-Удэ. Там у него была репутация столичного врача. Звонила двоюродная сестра. Он выключил мобильник, и пробормотал: