Она отскочила от Риты, и быстро зашагала вперёд, свернув на другую дорожку. Рита смотрела на её нервно удаляющуюся спину, и хохотала.
Дни бежали чередой, друг за дружкой. Вот уже и ноябрь промчался, и декабрь погнался за январём, но не успел догнать. Рита снова шла по замёрзшему парку, прислушивалась к голосам ворон, к поскрипыванию снега под ногами, к разнообразным звукам, приглушённым плотным морозным воздухом. На скамейке громко болтали два парня с железными пивными баночкам в руках. Парень в капюшоне говорил:
– А я лично наблюдал Лунтика, и без всякого бинокля! Даже пообщаться с ним пытался, но он кричал какую-то ерунду, нагадил мне под столом, и сиганул обратно на Луну.
– Это после какого стакана? – интересовался друг.
Рита усмехнулась, и пошла в сторону стеклянной кафушки. Там её ждала подруга.
Чароита сидела на их обычном месте и беседовала с Эльвирой. Лица у обеих были серьёзные.
– Рит, ты представляешь! – сказала Чароита, едва она подошла к столику. – У Сашки твоего умерла подруга, маникюрша его.
– Лариса?
– Да, – подтвердила Эльвира.
– Она же молодая! Что случилось-то?
– Остановка сердца.
– А, во как! Вообще, это сейчас сплошь и рядом. Люди мрут. Причём, внезапно.
– Много молодых умирает.
– Александр убит горем. Говорит, жить ему не хочется. Я его успокаиваю, говорю, что ж теперь делать, надо жить дальше, а он… Дом его уже построен, надо переезжать в свою квартиру из съёмного жилья, а он… Ой, ну ладно…
И Эльвира побежала к стойке, у которой уже маячил мужчина в зелёном пуховике.
– А жизнь – это всегда зона риска, – горько изрекла Рита.
Ей вдруг показалось, что воздух этой небольшой кафушки стал густым, как кисель, и с очень странным запахом. Чем это пахнет? И подумалось вдруг – твёрдым знаком. Почему-то. Да нет, это запах Сашкиного отчаяния, запах его ухода из этой жизни. Он не может без любви, такой сильной, единственной, экстремальной, потрясающей… Он уходит за ней следом… Подруги медленно потягивали горячий кофе, иногда поглядывали в прозрачную стену, за гранью которой угасал день. Смотрели в проём чернеющего дня, и вяло перебрасывались словами. Душа Риты скулила, словно собака Баскервилей в болотной трясине. Она листала блокнот памяти, и… и…
И не было слёз.
А потом декабрь как белый пароход причалил к пристани с названьем Новый Год. И это была днюха Чароиты. Ровно восемьдесят пять лет назад её мама сделала такой новогодний подарок её папе – она подарила ему вторую дочь. Такую яркую, ясную, долгоиграющую дочь, с мощной такой харизмой.