– Я не могу больше.
– Что случилось?
– Я же сказала, что больше не могу. Мне сколько раз повторить?
– Извините, я некорректно спросила, что вас беспокоит?
– Душа.
– Дать успокоительное? – молодая женщина сохраняла удивительную выдержку, как казалось со стороны, а на самом деле, она отменно усвоила уроки безразличия. Ни один пациент не вызывал в ней мощного отклика. Она им сочувствовала, но без боли в собственном сердце.
– Не поможет, – пожилая женщина прикрыла глаза и отвернулась от медсестры.
– И все же давайте попробуем хорошенько выспаться, а для этого я вам уколю снотворное.
– Коли уже.
Медсестра достаточно быстро наполнила шприц содержимым ампулы, спрятанной в кармане халата. Она старалась предусмотреть такие инциденты и заранее брала нужные препараты, отправляясь к пациентам.
– Скоро вам полегчает, и вы погрузитесь в сон.
– Заснуть я смогу, спасибо тебе, а легче мне не будет, – миссис Хоннор нуждалась в беседе, но не могла попросить об этом. Она никогда ничего не просила, а привычки на старости лет не меняют.
– Почему?
– Он его не найдет.
– Кто и кого?
– Фридрих не найдет дорогу. Я его убила.
– Миссис Хоннор, каждый из нас кого-то убивает. В переносном смысле.
– Ты ничего об этом не знаешь.
Веки пожилой женщины прикрылись, и медсестра выскользнула из палаты, чтобы не мешать сну овладевать чужим сознанием.
– День ото дня становитесь все более хмурым.
– Данность возраста.
– Что-то вы не договариваете.
Профессор пристально посмотрел на сиделку, поражаясь тому уровню проницательности, коим она владела, но не осознавала этого. При этом ей точно были неведомы причины его душевных терзаний. Впрочем, даже если бы и знала, все равно не смогла бы понять их сути.
– Не берите дурного в голову. Мало ли о чем тревожится старик.
– Хоть дожили до таких лет, – сиделка не наигранно вздохнула.
– Это да, – профессор протяжно произнес слова, а на его лице заиграла красноречивая улыбка.
– Хотя я не завидую вам.
– И не нужно: у каждого своя судьба.
– Безрадостная она у вас.
– С чего такие выводы, барышня? – Аристарх Эммануилович засмеялся. Он давно перестал обижаться на бестактность людей, не умевших видеть глубинную суть человека и событий.