Пришёл я в себя уже тогда, когда очередным ударом развалил на
две части голову орка. Это словно холодным душем окатило меня, и я
чуть более осмысленным взглядом огляделся по сторонам.
От деревянно-земляной части укрепления остались жалкие огрызки,
заваленные трупами и щедро политые кровью. Наиболее серьёзные
потери понесли бывшие Вольные Стражи — степняки — и “греки”, на
которых и пришёлся основной удар. Аристократ тоже немало потерял
подчинённых, но всё же не настолько много. Сейчас именно его люди
ползали и добивали нежить, которая далеко не во всех случаях
подыхала, даже с отрубленной головой.
Орки, к слову, тоже не настолько уж и сильно пострадали, если
говорить именно о потерях от наших рук. Да, под стеной хватало их
тел, но на опушке были видны шеренги тяжёлой пехоты. Правда, судя
по их маневрам, они куда-то собирались, и точно не к нам.
Махнув Ярлону, я быстро сбежал по деревянной лестнице вниз,
попутно перезарядив револьвер и бросился к Храму. Часть немёртвых
точно туда добралась и теперь оставалось лишь молиться, чтобы нас
не встретили новообращённые.
Промчавшись мимо парочки строений, практически копий дома, в
котором поселили нас. Миновали десяток полуразрушенных построек и
оказались перед высоченными воротами вырубленными, казалось, прямо
в скальном основании. Одна из створок была приоткрыта, с десяток
ополченцев, разорванных на части, валялись прямо перед
входом.
Оттеснив меня в сторону, Ярлон вскинул щит и молча шагнул к
двери, прислушиваясь к рычанию которое доносилось откуда-то
издалека.
Два факела, закреплённых по углам своеобразного тамбура и
открытая, бронзовая жаровня, давали достаточно света, чтобы оценить
количество крови и тел валяющихся там. Радовало только то, что
большая часть принадлежала нежити и одержимым. То ли жрица, которая
осталась с детьми и женщинами помогла, то ли ополченцы вспомнили,
что впереди их же дети.
Пройдя вперёд, мы попали в огромную залу с высокими, пяти- и
шестиметровыми колоннами, искусными барельефами и рисунками. В
конце возвышалась четырёхметровая статуя Богини, грозно взирающая
на незваных гостей, перед которой безжизненно застыла изломанная и
покрытая кровью фигурка жрицы в некогда белоснежном хитоне. Все
видимое пространство было заполнено мёртвыми, но издалека всё ещё
доносился рык, который означал, что впереди кто-то ещё жив, иначе
нежить не подавала бы признаков жизни.