– Врешь!
– Ничего я не вру!
– Да не бойся ты. Я давно засекла, что ты за мной едешь. Мне даже интересно было. А то одной кататься скучно. Меня Ева зовут. А тебя?
– Рома… А что, вправду Ева?
– Правда. У меня бабушка, папина мама, настоящая полячка. Ты, наверное, из Питера?
– Да.
– А я из Москвы. Первый раз приехала. Тут мамина тетя живет. Я – у нее.
– А я третий год здесь летом живу. У бабушки.
– Давай в пятнашки на великах!
– Давай!
– Догоняй!
Местные девчонки ходили в мешковатых платьях из сельпо. А на Еве были джинсы-стретч с вышивкой и футболка. Волосы, собранные в два хвостика, торчали вверх и рассыпались вниз словно два пшеничных фонтана. Один почему-то оказался выше другого, и эта асимметрия, напомнившая Ромке про Пеппи Длинныйчулок, вызвала необычное, но приятное покалывание в животе.
И замелькали спицы. Ромка с Евой гонялись друг за другом. Иногда останавливались, и она расспрашивала его о поселке и обо всем, что встречалось им на пути. Ромка чувствовал какую-то неведомую ему доселе щенячью радость от ее вопросов, от погони, от такой близости ее пшеничных хвостиков.
Ева выехала из поселка и мчалась через перелесок по дороге, уходящей к речке. Она здорово ездила на веле. В поселке, на поворотах, она притормаживала, а Ромка закладывал вираж, не сбавляя скорость, и догонял ее. Но на прямой, как ни старался, не мог нагнать.
Она неожиданно затормозила в том месте, где река делала поворот и на высоком берегу на ветке старой сосны была подвешена тарзанка – веревка с привязанной к ней палкой. Держась за палку и раскачиваясь как на качелях, можно было, отпустив руки в нужный момент, прыгнуть в реку. Лететь было довольно высоко метров пять, а то и больше. Старшие мальчишки делали в полете сальто и кувырки. Ребята помладше просто прыгали ногами вниз. Вот и сейчас ватага из пяти-шести мальчишек развлекалась прыжками с тарзанки.
– Здорово как! Смотри, как полетел! – сказала Ева Ромке, когда тот, догнав ее, тоже затормозил.
Ромка промолчал.
– А ты можешь так?
– Неужели боишься? – добавила она, заметив замешательство на Ромкином лице.
– Эх, ты герой – портки с дырой. А я думала, что ты супермен? – и она сморщила свой прямой, чуть вздернутый носик, который украшали несколько едва заметных веснушек.
Тарзанка еще с первого лета безнадежно манила и одновременно до спазма в животе пугала Ромку. Не раз, ворочаясь в кровати перед сном, он представлял себе, как раскачивается на тарзанке, вися вниз головой, зажав палку под коленками. А потом в самой дальней точке отпускает палку и летит в воду, совершая умопомрачительные пируэты.