Мы вышли на улицу, поплотнее укутавшись в серые плащи, черные зонты мы оставили дома, вряд ли пойдет дождь. Люди берут с собой зонты не из страха, что пойдет дождь или хотя бы мокрый снег, а скорее в надежде на это. У меня такой надежды нет, и у Кая тоже. Он никогда не видел снега, никогда не видел замерзших луж и сосулек. Может быть, это даже хорошо, что у него нет всех этих книжек с иллюстрациями, на которых Новый год со снегом, санками, пышными елками, счастливыми румяными детьми. Иногда мне снится это, но теперь все реже. Мир изменился, погода тоже. Да и наряженные ели теперь можно увидеть только в учреждениях, на ярмарках и, конечно же, по телевизору – там все очень красиво. Будет ли в этом году елка на нашей площади, я даже не знаю. Кай очень надеется, что будет. Он очень ждал этой чертовой ярмарки, а потом заболел, но все равно ждал. Рождество – единственный праздник во всем году. Ярмарка – единственное место, куда можно пойти и съесть пирожок с вишней, посмотреть на игрушки, которых у Кая никогда не будет, послушать действительно хорошую музыку из далекого прошлого, которую сейчас почти нигде больше не услышишь, купить подержанные вещи, вдохнуть запахи апельсинов, изюма и шоколада, а затем улизнуть до того, как начнется пропагандистское шоу с криками и пьяным весельем. Мы всегда сбегаем до того, как толпа начинает захлебываться от патриотизма и обожания. Объектом обожания выступают наши правители, магнаты-владыки, надежно оберегающие наши тела и души от грязных посягательств враждебных, а значит, абсолютно всех, государств. Смотреть на то, как пьяные орущие люди возносят руки к небу и начинают читать молитвы о здравии владык, почти физически невыносимо, но я никогда никому об этом не говорила.
Один знакомый старик в прошлом году постоянно откладывал деньги. Нам очень сложно что-то отложить, но он сидел на хлебе и воде. Все думали, что он копит на что-то важное, а он пришел на ярмарку и потратил все на ром, все до последней марки спустил на пьянство. Выпил столько, сколько смог, а после лег на дорогу и тихо умер. Мы с Каем думали, что он свихнулся, а потом поняли, что человек всего лишь захотел себя убить таким вот странным образом, готовился к этому целый год. У старика не было родственников, его кредит никому не перешел, и все быстро о нем забыли. Или сделали вид, что забыли.