.
Богатый кинешемский мучной торговец Петр Илларионович Баранов, человек скромный и высоконравственный, на склоне лет в конце XIX в. «все свои большие средства пожертвовал разным старообрядческим монастырям и скитам»33. По данным исследования К. Е. Балдина, в семье крупного текстильного фабриканта А. Я. Балина в 1872 г. скончалась дочь Надежда, а в 1874 г. – сын-первенец Василий. В память о них Балин передал в Успенскую единоверческую церковь с. Дунилова (это была его родина) священнические ризы и диаконский стихарь из серебряной парчи34.
Главные герои романа И. С. Рукавишникова «Проклятый род» (1911—1912)35 являются представителями крупного российского купечества, принадлежат к господствующей православной церкви и в значительной мере имеют прототипами реальных людей из семьи автора. Отражая хорошо знакомые автору реалии, роман «Проклятый род» является, таким образом, очень ценным источником для изучения церковно-коммеморативных практик представителей описываемого в нем социального слоя. Сделанные в нем этнографически точные зарисовки упадка коммеморативных практик и благочестия становятся маркером упадка и распада купеческой семьи и купечества в целом, показанного как торжество смерти.
В работе А. В. Всеволодова рассматриваются завещание вдовами вологодских священников конца XIX в. денежных средств в пользу монастырей. Отмечаются две основные стратегии таких завещательных распоряжений: пожертвование малых сумм как можно большему количеству обителей либо значительный по сумме взнос в пользу единственного высокостатусного получателя36.
Для обеспечения трансляции социальной памяти о вкладчике более действенно пожертвование определенных материальных объектов, чем обезличенных денежных средств. Особое значение в связи с этим имеют вклады предметов с надписями и гербами. Будучи материальным обеспечением богослужебного поминовения, предмет с надписью является также непосредственным носителем памяти.
Такая светская по своей природе сфера коммеморативных практик, как геральдика, имеет устойчивую связь с церковной коммеморацией, проявляющуюся в присутствии геральдической символики в пространстве храма, на церковных предметах и надгробных памятниках37. Сформировавшись в Западной Европе, геральдика была адаптирована в русском культурном пространстве не сразу, что определило довольно позднее и не очень глубокое включение геральдических элементов в православные церковно-коммеморативные практики в России. Тем не менее признаки такого включения отмечаются уже в XVII в., поначалу в связи с украинской традицией. Так, из ризницы Соловецкого монастыря происходит золотой эмалевый наперсный крест-мощевик, изготовленный на Украине на рубеже XVII—XVIII вв. и украшенный гербом и монограммой IHS (в прочтении автора статьи каталога SIH); в отношении этого предмета отмечается, что «изображение герба на наперсном кресте-мощевике – редкое явление, и не известно на крестах русской работы»