Да и я тоже помню, что больше, чем мама с папой, моим воспитанием занималось общество: писатели детских книг, редакторы детских газет, режиссёры детских фильмов, школьные учителя и разговорчивые соседи. Мне и вправду западали в душу искренние истории из журналов «Мурзилка», газет «Пионерская правда» и «Ералашей». Например, чётко было усвоено, что в каждой семье бабушка ответственна за вкусные обеды и добрые отношения между родителями и детьми. Вот так странно шёл процесс впитывания информации без разбора, почему люди кричали или обнимались, бурно ругались или нежно держались за руку. Жизнь усваивалась штампами о том, что хорошо и что плохо. Что у мужа, то и у меня чувствовалась нехватка общения в семье с кем-либо из взрослых, с тем, чтобы научиться видеть хоть немного глубже поверхности событий, которые окружали нас в детстве.
Нет, я, конечно, унаследовала традиции семейных ужинов, поездок на дачу и за грибами, совместного украшения новогодней ёлки и просмотра «Голубого огонька». В моём воспитании сыграли роль добрые взаимоотношения между родителями и утренние обнимашки на кухне с мамой, готовящей пирожки с капустой. Папа привил мне любовь к творчеству через наши с ним посиделки за разбором вырезок из журналов «Наука и жизнь» и «Работница». Тогда почему же, в одной семье я росла целеустремленной отличницей, а мой старший брат – весёлым шалопаем? Раз мы впитывали одинаковые устои общества, что же нас так разнило? Почему мама с самого детства твердит, что с моим братом отношения у неё понятнее и ближе, а со мной уже с тех пор, как мне было пять лет, чувствовалось отдаление?
Это похоже на карму второго ребёнка в семье или на стечение обстоятельств, но я тоже заметила, что своего первенца я лелеяла и испытывала восторг чувств, любовь ко всем проявлениям жизни именно с ним. К рождению дочки я подошла уже как умелая мамаша: со знанием дела и безо всяких лишних эмоциональных волнений души. Позднее осознала, что вместе с лишними переживаниями ушли из души и тонкие чувства восхищения дыханием новой жизни моей прекрасной дочурки. Не пришлось мне снова пережить ту волну продолжительного восторженного внутреннего состояния. Всё было довольно обыденно: покормила, погуляла, поиграла, постирала, спать уложила.
Опыт сыграл злую шутку: мысль «я знаю, как заботиться о ребёнке» сделала из меня заматерелую женщину. Конечно, я ощущала приливы радости от первых улыбок малышки и от нежно-розовой красоты её личика, от пухлых щёчек, ручек и ножек. Конечно, подрастающий сынок умилял своими первыми словечками и искренним заливистым смехом. Однако со временем детские капризы довели меня до эмоционального изнеможения, и остались лишь силы физические – на автоматическое выполнение родительских обязанностей. Были моменты выгорания, когда тончайшее чувство любви в сердце было напрочь вытеснено бытовухой.