Да, умение, выработанное за несколько десятилетий ежедневных служб и увещеваний, позволяло наполнять голосом куда как немаленькие храмы, что ему была комнатушка двадцать на двадцать шагов? В некоторые моменты казалось, что высокие замковые потолки и вовсе были придуманы лишь для того, чтобы удваивать весомость даже самых простых слов священника.
Голос аббата давил, да и сами обвинения были не совсем беспочвенны, и это явно раздражало герцога:
– Отче, мы же с вами помним, что пусть сила Святого Амиэля* и была велика, но тексты его – лишь сборники очевидных банальностей! Прости меня, Господи! Ни он сам при жизни, ни мы даже спустя годы ведь так и не знаем, почему на нас обрушились все эти неисчислимые беды? Кто или что распахнуло двери нашего мира демонам? Так что переходите уже к наставлению, святой отец! Хотя я, конечно же, догадываюсь, о чем оно будет… – герцог дал знак слуге, что он может начать снаряжать его в дорогу.
– Дорогу открыли грехи и злодейства людские… – строго ответил священник.
Но к своим годам аббат давно уже утерял желание лукавить, а возможность по-отечески наставлять одного из самых могущественных герцогов в Европе он, конечно же, ценил, и потому попытался смягчить невольную логику своих слов:
– …Ваша Светлость, простите мне мою прямолинейность, но по городу бродят слухи, что Вы решили все же порвать со своим старшим родственником… – аббат выжидательно замолчал, давай возможность высказаться своему могущественному подопечному.
Никакие определенные слухи на эту тему не бродили, но нынешнему королю Франции – Карлу VI де Валуа, на дворцовых приемах прозываемому «Возлюбленным», а в тавернах и на площадях «Безумным» – было лишь 34 года. Дижонскому владыке Филиппу II он приходился родным племянником, старшим родственником и сюзереном.
Формально, конечно. Сейчас, даже внутри одного графства, если владелец какого-либо замка решал не подчиняться, заставить его было весьма проблематично. Но факт – оставался фактом: глупец-племянник все равно считался его «господином», и такой расклад искренне раздражал старого герцога. Пусть он при этом и прекрасно осознавал, что обращать внимание на это по нынешним временам, мягко говоря, неразумно.
Из-за этого последние слова священника вызывали в нем чувство неловкости и гнева одновременно. Ведь герцог и в самом деле уже некоторое время прощупывал своих самых влиятельных вассалов на эту тему. Не в прямую, но умному человеку достаточно и намека. А учитывая, что определить кто же именно поделился своими догадками с аббатом вряд ли было возможно, это давало дополнительный повод для раздражения.