Вечером вся семья собралась за столом. Перебрасывались полуфразами. Каждый был погружён в свои мысли. Марта была усталая, задумчивая. Григорий всё время, пока ел, что-то писал в толстую тетрадь, потом ушёл в свой кабинет, прихватив стакан чаю в витом серебряном подстаканнике. Грима витала в своих мечтах. Алик задремал за столом, чуть не свалился со стула, и Ирма унесла его в спальню. В коридоре она остановилась возле большого зеркала, там, где висел на стене телефон. Принялась рассматривать себя. «Почему я такая маленькая? Я ребёнок. А понимаю всё как взрослая. Мне уже десять лет, вообще-то. Уже и не ребёнок. А меня всё воспитывают и воспитывают…» В зеркальном стекле торчала тощая девочка с очень яркими, прозрачными золотисто-карими глазами, которые иногда казались серовато-голубыми, и с густыми тёмно-каштановыми кудрями. Слегка сутулая. Лицо бледное, синие тени под глазами. Пухлый рот, обкусанные губы. Над верхней губой тёмный пушок. Из-за этого мать, когда сердилась, звала Ирму – «усатая». «Ну ты, усатая-горбатая, иди сюда!» Ирма считала себя некрасивой, и смирялась с этим. «Это не важно, какая я на вид, главное – я умная. А вот это главнее всего. «Миром правят умные люди», – вспомнила она вычитанную где-то фразу. Это ей так понравилось, что она даже записала в своей заветной «Умной тетради». Я, я очень умная – утешала она себя, и принималась мысленно перебирать свои умные поступки, думать о них, смаковать. А чтобы ей не помешали, и чтобы мать не вспомнила о ней, Ирма залезала в свою норку под кровать. Вот и сейчас она туда юркнула. Зажгла там настольную лампу, достала тетрадь, куда заносила все свои удачи. Однажды её в школе записали на гимнастику, и она там стала лучше всех. Её хвалили за необычайную гибкость, ловкость, чувство равновесия, пророчили блестящее будущее в спорте. Но потом всё рухнуло! Вот горе-то! Мать купила пианино, заставила заниматься музыкой, запретила гимнастику. А Ирма ненавидела эту музыку, это проклятое пианино, эту гадкую музыкальную школу! Но приходилось часами долбить гаммы, а мама из кухни кричала противным голосом: «Врёшь! Врёшь!» – когда Ирма брала не ту ноту. От этих криков душа её сжималась, начинало тошнить. Но она же умная девочка, и вот что она придумала. Зимой она засовывала в снег руки и долго морозила их, потом показывала в музыкальной школе распухшие лиловые одеревенелые пальцы, совала их в лицо маме, и говорила, что это из-за музыки всё случилось, и что она не может заниматься. Правда, и почерк у неё стал отвратительный, поэтому в школе стала получать двойки. В конце-концов, с музыкой было покончено.