Такие голоса невозможно услышать на свету. Он был сухим, как прах. Он звучал так, будто исходил изо рта, никогда не знавшего радости слюны. Этот голос казался мертвым.
И не только казался.
Булочные воришки взвесили свои перспективы.
– У меня рука на арбалете, – сказал самый деятельный из троицы.
– Да? А у меня сердце в пятках, – сказал самый здравомыслящий.
– Ох, – сказал третий. – У меня слишком слабое сердце для такого, я…
– Да-да, но я имел в виду… Он ведь даже меч не обнажил. Если я возьму на себя волка, с парнем вы справитесь на раз-два, разве нет?
Тот, что поразумнее, посмотрел на капитана Моркоу. Его броня сияла. Как и мускулы на руках. Даже колени у него поблескивали.
– Кажется, мы в патовой ситуации, – сказал Моркоу. – Проще говоря, зашли в тупик.
– А что, если мы просто отдадим деньги? – спросил тот, что поразумнее.
– Это определенно улучшит положение.
– И ты нас отпустишь?
– Нет. Но это совершенно точно вам зачтется, и я при случае выскажусь в вашу поддержку.
Тот, что похрабрее, с арбалетом, облизал губы и перевел взгляд с Моркоу на волка.
– Натравишь его на нас – кому-то не поздоровится, так и знай! – предупредил он.
– Да, не исключено, – с грустью подтвердил Моркоу. – Мне бы хотелось по возможности этого избежать.
Он поднял руки. В каждой было что-то плоское, круглое, около шести дюймов в диаметре.
– Это, – сказал он, – гномий хлеб. Гордость пекарни Ломозуба. Конечно, это не классический боевой хлеб, но для нарезки, думаю, сгодится…
Моркоу взмахнул рукой. Взвился фонтан опилок, и плоская буханка, взрезав плотную древесину повозки, остановилась в полудюйме от жулика со слабым сердцем – и, судя по всему, столь же слабым мочевым пузырем.
Вор с арбалетом отвел взгляд от хлеба, только когда ощутил легкое влажное нажатие на запястье.
Животные просто не способны так быстро двигаться, но этому волку удалось. А еще он ухитрился мягко намекнуть выражением своей морды, что нажатие может усиливаться почти бесконечно, было бы желание.
– Отзови своего волка! – сказал вор и свободной рукой отшвырнул арбалет. – Прикажи ему, чтобы отпустил!
– О нет, я не могу ей приказывать, – сказал Моркоу. – Она сама решает, что делать.
Послышался грохот кованых сапог, и из ворот пекарни высыпали полдюжины гномов с топорами. Высекая подметками искры, они подбежали к Моркоу и замерли.