Я для него – не раскрытый журнал,
Не книга, а сочная курица!
Слёзы и песни…
И грустно мне так,
Что иду я ночью и плачу,
Засоряю одежду мусором слез —
Не хватит, чтоб выстирать, прачек…
Пляшут веснушки в зале лица,
И жалобы рвут мою душу.
Как же мала, и все не могу
Найти ту великую сушу!
Я плыву, я плыву, я плыву, я плыву,
Пополняя запас океана!
Я прочту, я прочту, я прочту, я прочту
Пепел мёртвых страниц Корана!
Схожу я к буддистам, схожу к православным,
Найду я, как жить, во что верить!
Я на границе огромного мира,
Которого мне и не склеить!
Я отыщу веру, правду, любовь,
Стану прекрасной, как лебедь!
Но…
Вы и тогда не поймёте меня,
Не пожалеете даже.
Скажете: «Пошлая, злая была
Странная, как Мальвина,
Долго жила, а потом умерла
Грустная девка Полина».
Внизу была подпись «Фёдор Кумарин». Ах да, со всеми этими рассказами я совсем забыл сказать, как меня зовут. Фёдор Кумарин – это и есть моё имя. Дерьмовое, правда? Что ж, как есть. Что ещё можно сказать обо мне? Учусь на втором курсе университета на самой бесполезной специальности во вселенной – журналистике. Разлагаюсь. Профессионально занимаюсь трусостью. Чувствую внутри пустоту.
Прочитав стих, я сложил всю вытащенную бумагу обратно в стол, скомкал стишок и выбросил в урну. Я думал, стих будет куда лучше. А оказалось, обыкновенное говно из тех лет.
Посмотрел на часы – 10:30. Я потратил слишком много времени зря. У меня ведь вообще-то есть план. Я должен жить по плану. Должен учиться.
Первым по расписанию, которое я сам себе выдумал, – история. Открываю книгу по истории средних веков. Читаю о времени, когда Византии не стало как государства. От захвата Константинополя крестоносцами в 1204-ом году крестоносцами до взятия его силами Никейской империи в 1261-ом. Именно тогда Византия была восстановлена. Правда, всего на двести лет. Потом она снова умерла. Она долго умирала. Потом еще и Османская империя долго умирала. Проклятый город царей.
Я тоже долго умираю. Только я не хочу. Зачем? У меня нет даже желания умереть. Нет страсти. Просто пустота. Чувство, когда ничего нет. Кроме тоски, разве что. Но и тоску определить трудно.
Я читаю, пытаясь игнорировать головную боль.
За окном гниёт мой город. Я гнию вместе с ним. Время проходит. На улице – метель. Она свистит, шепчет, словно рассказывая мне сказку. Где-то за горами, за лесами, были и герои, и Иваны, и богатыри, и Кощеи-бессмертные. Но это – далеко. А я здесь. Смотрю на то, как люди сидят в маленьких кирпичиках, в которых выдолблены квадратные окошечки.