– Убьём их всех, Оеха, – решительно произнёс Макоа, – убьём, как только наступит ночь.
***
Макоа собрал всех своих людей в одном месте. Больше он никого не посылал тревожить хаоле. Мы и так, выполняя указание Вхиро и Миру, потеряли три драгоценные жизни. Три человеческих жизни! Ради чего? Ну, дошли бы хаоле до Священной горы, походили по ней во главе со своим священником, а потом вернулись назад. Что там может быть такого секретного, что могло бы стоить три человеческих жизни? Не знаю…
Я не мог смотреть на убитого мальчишку, сразу в голову лезли вопросы, вопросы, вопросы… Никогда раньше я не сталкивался с такой показной жестокостью, а ведь Макоа видел похожие сцены постоянно. Он смотрел изо дня в день на гибель своего мира и имел несчастье наблюдать вырождение своего народа. А мы, сидя у телевизоров в далёком будущем, радуемся тому, что немногие, чудом уцелевшие потомки Акульих людей, ходят в брюках и мирно развлекают туристов.
Макоа распорядился снять с дерева убитого мальчика и похоронить мученика. Голос полинезийца дрожал, когда он отдавал распоряжения. Я смотрел на старика и не мог узнать ставшего мне столь близким человека. Он едва мог контролировать себя.
Я подошёл к Макоа:
– Будь сильным, Макоа!
– Быть мужчиной очень тяжело, Оеха! – ответил мне мрачно полинезиец. – Мальчик был сиротой. У него никого не было, кроме меня. Последние дни он не отходил от меня ни на шаг. Я дышал его радостью и захлёбывался от его горя. Он верил мне, и он успел полюбить меня, а я его.
Все слова утешения как-то сами собой умерли внутри меня.
– А где твоя семья, Макоа?
– Семья? Умерли все, Оеха! Все! Кое-кого убили… Нас было много, а остался я один. Никчёмный старик. Даже смерть не хочет отвести меня в царство Миру… Последним умер мой любимый внук, Утреннее Солнышко. Он скончался у меня на руках от болезни, которую послали на нашу землю хаоле. Знаешь, что эта за болезнь? Она покрывает всё тело сыпью, а лицо волдырями. Стоит только подойти к больному – и уже болеешь ты. Все заболели, кроме меня, ведь я не нужен ни Миру, ни Вхиро.
Скорее всего, старик говорил об оспе.
– Боги приготовили для меня испытания не посильные для человека. Они обрекли меня на муки, оставив в этом мире совсем, совсем одного… Солнышко был последним из моего рода. Кроме меня… Он держал меня за руки, вот здесь, вот здесь… Я до сих пор чувствую тепло его рук. Оно не уходит… Оно не уходит! Это тепло не согревает, оно жжёт, жжёт мои пальцы, мою душу!.. Мы были вдвоём, вдвоём во всём мире, потому что… Потому что все жители деревни уже умерли. Только я и Солнышко ещё жили в том царстве мёртвых. Я прижимал его к себе и плакал. Я не стесняюсь сказать слова, недостойные воина. Оахо! Мать ещё до прихода хаоле отучила меня плакать, и я очень удивился, когда вдруг стал плохо видеть. Слёзы текли у меня по лицу, а я не знал, что же это за напасть меня посетила. Я не мог понять, какой злой бог заставил капать из моих глаз солёный дождь и дрожать мои губы. Я подумал, что заразился, и очень обрадовался.