В городе из этих стружек делали цветы – этим делом занимались евреи. Они уже знали на каком вокзале надо встречать нас. По приезду в Ленинград, мы шли мы шли в общей толпе и некоторых евреев знали, где они принимают её. Так что не обращали никакого внимания ни на кого, а следовали намеченным курсом. Среди евреев была тоже конкуренция, кто больше сумеет сделать себе запас товара. Поэтому они встречали нас по прибытии поезда в город. У них глаза были зоркие, как у кошек ночью, они сразу замечали нас, когда мы шли со стружкой. Тут же останавливали и спрашивали: «Узи, стружка» – да, стружка – «Узи, стой здесь, никуда не уходи». Они каждого человека рассматривали и, собрав всех нас вместе, сколько человек приехало, еврей шел впереди, а мы следовали за ним. Он обычно приводил нас в какое-нибудь подвальное помещение, где у него находилась мастерская. Каждый из нас выкладывал свой товар на показ перед ним, он внимательно осматривал и давал свою цену. Конечно всегда старался, как можно по дешевле купить, если это у него не удавалось, то соглашался с нами. Никогда, ни одного человека со стружкой от себя не отпускал. Тут же, не отходя, платил деньги. Потом они делали из этих стружек цветы и продавали втридорога. На базаре в каждом павильоне торговали евреи, не один из них не выполнял тяжелой физической работы.
Это занятие – строгать стружку, получило развитие только по финским деревням, да с таким размахом, что чуть не в каждом доме стружку строгали или делали рубанки, которыми строгали. Эти рубанки изготовляли из швеллерного железа, подошва делалась строго по линейке, тогда ей только можно было работать, в противном случае она рвала стружку. Через несколько лет вокруг наших деревень почти полностью были выведены на нет осиновые леса. Для этой цели были испробованы другие сорта деревьев: Липа, Береза, Ольха и т.д. Но ни один из вышеназванных сортов деревьев не мог заменить осину. Люди из наших мест начали разъезжаться в другие районы и области, где осиновых лесов было достаточно. Открывали мастерские уже Государственного значения и продолжали это производство, соответственно обучая новому ремеслу перспективную молодежь.
Грамотных людей в деревне в те годы было мало. Одним из немногих был Иван Павлович. Он работал сменным мастером на Волховской электростанции. Работа у него была высокооплачиваемая, по понятиям односельчан, так как у него всегда водились деньги, которых у многих не было. Жил он на самом краю деревни на одной из улиц. С работой своей он справлялся нормально, хотя частенько в свободное время от работы, был навеселе. Вёл он со своей женой небольшое домашнее хозяйство, так как в деревнях это всюду было принято, чтобы обеспечить свою семью всем необходимым. Материально они жили намного лучше других. Характер у него был прямой и откровенный, порой даже вспыльчивый. В это время вся страна готовилась к выборам Верховный Совет СССР. По нашему избирательному округу баллотировался кандидатом в депутаты один из рабочих Ленинградских заводов. Настал день выборов, Иван Павлович голосовать не пошел. Накрыл стол и справлял свой выходной день по своему усмотрению. Когда стали проверять списки избирателей, то комиссия обнаружила, что не все еще прошли голосование. Пошли по домам – выяснять причины и обстоятельства. Дошла очередь и до Ивана Павловича. В это время хозяин дома был уже навеселе и продолжал застолье. В дверь постучали. «Кого там еще несет в такое время?» На улице уже было темно. «Заходите, кому я понадобился?» – спросил хозяин. Услышав причину визита к нему членов комиссии, он на мгновение замолк, а потом промолвил: «Знаете что? Я на работе занимаю должность выше вашего депутата, так что извините меня, я не нахожу нужным идти на ваши выборы». Комиссия вышла по воле хозяина, а на другой день Иван Павлович был арестован. Срок ему определили довольно солидный, судила тройка. Жена его Соня многие годы ни имела никаких вестей от мужа, вела себя честно и достойно, работала день и ночь, не покладая рук и воспитывала детей. На вопросы односельчан: «Что с Иваном?», – ничего не могла ответить, так как сама ничего не знала.