Чёрный дым - страница 2
– Дочка, ты чего так рано? – спросил из зала Яранский.
– А, пап, ты дома? Да две пары было, а с третьей я отпросилась, неважно себя чувствую.
– Что случилось? – обеспокоенный Яранский поднялся и пошёл за Анжелой на кухню. Она быстрыми движениями распаковала какую-то коробочку и сунула в рот таблетку.
– Что ты пьёшь? – с тревогой в голосе проговорил Яранский. – Ты уверена, что тебе это можно? – он взял в руки коробку с лекарством и прочитал название, затем вытащил инструкцию.
– Папуль, ну хватит уже трястись надо мной. Горло заболело. Этот антибиотик широкого спектра действия, всего по одной таблетке в день пить. Курс три дня. Хочу завтра зачёт досрочно сдать, а то до июня сессию сдать не успею, и плакало наше путешествие… – Анжела улыбнулась. – Шучу пап, всё я сдам. Хочу досрочно сдать химию и латынь уже в мае, и тогда на июнь останется всего два экзамена. Зачёты тоже планирую на май.
Анжела продолжала щебетать своим тоненьким ангельским голоском, а в груди у Яранского как-то неприятно защемило. Дочь была аллергиком. Не переносила почти все лекарства. С самого рождения у неё был диатез, щёки покрывались красной коркой чуть ли не от всей еды. Сидели на строгой диете. В раннем детстве присоединилась аллергия на домашнюю пыль, шерсть животных, пыльцу растений. А уж про лекарства и говорить нечего. Что не примет: сыпь, отёк глаз, кашель и одышка. Поэтому и берегли свою дочь Яранские от любого лечения и, соответственно, от всех болезней. Даже палку перегибали иногда. Всё переживали, чтоб не продуло, чтоб в реке не перекупалась, под дождём не промокла, да ноги не промочила. Контролировали каждый шаг своей девочки. Анжела не обижалась, понимала родителей и покорно надевала шапку по самые брови, по двое штанов с начёсом, да по три свитера зимой.
Анжела вышла из кухни, а Яранский принялся читать инструкцию к препарату. Не успев дочитать абзац "Показания к применению", Яранский услышал из зала сдавленное хрипение и грохот падающего тела. Он бросился в комнату и увидел дочь, лежащую на спине со скрещенными на груди руками. Тело выгнулось дугой. Лицо Анжелы было мертвенно бледным, а губы синими. Крылья носа раздувались как паруса, вены на шее вздулись канатами. Она судорожно пыталась сделать вдох. В широких круглых глазах читался ужас и мольба о помощи. Изо рта Анжелы вырывались свистящие стоны. Яранский понял, что случилось самое страшное – у дочери анафилактический шок. Яранский боялся этого как огня и, как врач, был готов к тому, что такое может случиться. Дома был весь арсенал противоаллергических средств и всего, что нужно для реанимационных мероприятий. Яранский кинулся в кухню, достал аптечку, мгновенно набрал в шприц четыре ампулы преднизолона и вернулся в комнату. Он старался отбросить эмоции, представить, будто перед ним кто-то другой, а он выполняет обычную работу. Руки Яранского тряслись, а в груди бешенно колотилось сердце. С первого раза удалось попасть в вену, и живительное лекарство потекло в кровь Анжелы. Яранский расстегнул блузу дочери и прижался ухом к груди: сердцебиение было редким и едва уловимым. Он снова взглянул на лицо дочери, оно стало совсем белым, а зрачки расширились и будто покрылись плёнкой. Он понял: дочь без сознания. Уже чисто рефлекторно Анжела делала судорожные неглубокие вдохи, грудная клетка её неестественно подёргивалась. Яранский знал, что у Анжелы нарастает отёк гортани, из-за чего она вот-вот задохнётся. "Боже! Помоги!" – взмолился Яранский про себя и снова кинулся на кухню. Он выхватил нож из посудного шкафчика. Сейчас ему предстоит сделать дочери трахеотомию! Чёрт! Попался нож с зубчиками! Он схватил другой нож, который как назло оказался тупым… Яранский судорожно метался по кухне, вспоминая, где лежит точилка для ножа. Наконец он её извлёк из другого шкафчика, и с двумя этими инструментами влетел в зал и застыл над бездыханным телом дочери. Яранский не понимал, сколько прошло секунд или минут, пока он возился в поисках ножа, но теперь Анжела больше не производила попыток вдыхать воздух, и руки её безвольно лежали вдоль тела. Яранский знал, что искусственное дыхание делать бессмысленно в этой ситуации, и, стоя над Анжелой, стал с силой точить нож о точильный брусок. Ужасное зрелище со стороны. И нелепое. Сейчас ему предстоит вонзить нож в горло своей дочери. Ради спасения. И вот, он готов. Вроде бы. Мысли путаются у него в голове, а рука с ножом трясётся всё сильнее, прям ходуном ходит. Левой рукой он коснулся шеи дочери, и ощутил, что кожа стала какой-то твёрдой и синюшной. Он посмотрел на лицо. По телу Яранского пробежал холодок. Он выронил нож и затрясся в рыданиях. Он понял: Анжела умерла. Она задохнулась. Он не смог её спасти. Яранский уткнулся лицом в грудь своей единственной дочери и прижался к ней так сильно, как только смог. Потом он стал трясти Анжелу и приговаривать: "Миленькая, Солнышко моё! Доча! Ты не можешь так! Проснись, Ангелочек мой родной! Проснись! Подумай о маме, как мы без тебя? Родная… Очнись же!"