– Ну и что это значит?
Немного похолодало, ускоряю шаг. Из дворов нужно выйти, подальше от ПЕРЕМЕН.
– Не знаю, что это значит. Слушай, ты мимо моего дома проходить не будешь? Давай к тебе спущусь. Задолбался по телефону, ещё и Алёнка целый день названивает.
– Буду. Спускайся.
Конечно, названивает ему Алёнка, ага. Видел я лицо её тогда, на русиче. Такая никому названивать не станет.
На самом деле далековато, но ускоряю шаг. Почему-то захотелось увидеть кого-то из класса, хотя вроде и достали уже, но за полтора месяца дистанционки изменились. Возле дома Севы останавливаюсь – не помню, какой подъезд, был один или два раза, не особо и общались. Но в последнее время начали.
Всеволод выходит – без куртки, в домашней одежде. Длинный, выше меня на голову, волосы убраны в хвост. Подходит. Хромает.
– Ну чего? – говорю. – Что-то важное? Не хочу тут торчать.
– А где хочешь торчать? Тут ментов не бывает, двор, тишина. Бабки целыми днями сидят, всем пофигу. Дети бегают.
– Ты с ними вместе сидишь, с бабками? Оно и видно.
Всеволод морщится.
– Слушай, я не для того тащился с больной ногой с четвёртого этажа, чтобы это слушать.
Смотрю вниз, но не видно.
– А что с ногой?
– Да не знаю, растяжение или подобная штука. На тренировке упал.
– Разве сейчас можно на тренировки ездить?
Всеволод морщится, разминает ногу.
– Ну слушай, если я несколько месяцев тренироваться не буду, то можно просто будет потом не заниматься никогда, выбросить себя на помойку.
Отходим к полуразрушенному бетонному заграждению – когда-то ажурному и красивому, вокруг старого дома.
– Насчёт Тамары Алексеевны. Думаю, что ты уже понял, что она дома, болеет или нет, я не знаю, но на улицу ей нельзя, потому что жила-то с ним, который… И ничего сделать не сможет, на кладбище приехать, только венки по телефону заказать, а они привезут, под дверь сложат. Дела нет никому. А кто её мужа хоронить будет? Когда моя тётя умерла, так отец занимался. Всё организовал, место на кладбище хорошее купил. А тут кто станет?
– Не знаю кто. Государство.
Всеволод оглядывается, садится на лавочку. Я рядом. Думаю, что долго получится. Солнце уже низко – чувствую, как тепловатые лучи по щекам скользят.
Мне неинтересно, но жалко его больной ноги – а вдруг ему теперь не вернуться будет в футбол, вдруг так и останется в этом дворе опираться о тёплую балюстраду? Пусть лучше о неизвестном мужике говорит, я послушаю. К слову сказать, он-то надо мной не прикалывался никогда.