Духовной жаждою томим,
В пустыне мрачной я влачился, —
Но Генеральный серафим
В знак переделки мне явился.
Перстами лёгкими как сон
Моих зениц коснулся он.
Отверзлись вещие зеницы,
Как у испуганной орлицы.
Моих ушей коснулся он, —
И их наполнил денег звон:
И внял я рынка содроганье,
И демократии полёт,
И переделки гордый ход,
И наше прежде прозябанье.
И он к устам моим приник,
Чтоб к демократу я привык.
И он мне грудь рассек мечом,
И сердце трепетное вынул,
И страсть и к рынку, и к деньгам
Во грудь отверстую водвинул.
Как глупо жизнь я проживал,
Но Генеральный вдруг воззвал:
«Эй, ты! Восстань, и виждь, и внемли,
Исполнись волею моей,
И, обходя моря и земли,
Ты мне отдай их поскорей!