После смерти матери она только и делала, что тренировалась. Десятикилометровые пробежки. Пилатес. Тренажеры. Поездки на велосипеде по побережью, от Торки до Эксетера, под пронизывающим ветром и дождем.
Это было уже слишком, но она не смогла бы остановиться, даже если бы захотела. Только это у нее и осталось, единственный способ изгнать из головы навязчивые мысли.
Элин отворачивается. Пот щекочет затылок. Глядя на Уилла, она пытается сосредоточиться на его лице, на знакомой щетине, темнеющей на подбородке, на не поддающейся приручению темно-русой шевелюре.
– Уилл, что-то я…
Он вздрагивает. Элин уже видит намек на будущие морщинки на встревоженном лице, сеточку линий вокруг глаз, легкие складки на лбу.
– Ты хорошо себя чувствуешь?
Элин качает головой, от слез щиплет в глазах.
– Нет.
– Из-за этого или… – шепчет Уилл.
Элин понимает, что он хочет сказать: Айзек. Виновны оба – и Айзек, и паника. Они переплетены и связаны.
– Не знаю. – В горле встает комок. – Я все прокручиваю в голове… Ну, сам понимаешь, вдруг это приглашение, ни с того ни с сего. Может, зря мы приехали. Мне нужно было получше все обдумать или хотя бы поговорить с ним по душам, прежде чем позволить ему сделать бронь.
– Еще не поздно. Мы еще можем вернуться. Я скажу, что у меня проблемы на работе. – Уилл с улыбкой поправляет очки указательным пальцем. – Это будет рекордно короткий отпуск, но какая разница?
Элин выдавливает из себя ответную улыбку, тонкую истощенную линию по сравнению с прежней. С какой легкостью он смирился с переменами, с новой нормой.
Теперь она полная противоположность той Элин, какой была, когда они познакомились. Тогда она была на подъеме, как понимает сейчас. То была кульминация ее тридцати с хвостиком лет.
Она только что купила первую квартиру неподалеку от пляжа, на верхнем этаже старого викторианского особняка. Маленькую, но с высокими потолками и крохотным квадратиком с видом на море.
С работой все ладилось – ее повысили до сержанта и дали крупное дело, очень важное, а мать поправлялась после первого курса химиотерапии. Элин считала, что постепенно справляется с горем по Сэму, но теперь…
Теперь ее жизнь бьется в конвульсиях. Элин не узнала бы себя сегодняшнюю.
Двери закрываются, толстые стеклянные панели сдвигаются. С резким толчком фуникулер трогается и набирает скорость, удаляясь от станции.