В светлый день Пасхи Олега все раздражало. И не умолкающая болтовня Толика с перерывами на опрокидывание рюмки. И нетерпеливое рычание шпица под столом в ожидании благодарственной подачки. И слишком красные одутловатые Светкины губы, вытягивающиеся в трубочку всякий раз, когда соседка, не стесняясь чужого присутствия, норовила чмокнуть его в напряженную шею.
После обеда явился сын. Не один. От неземной красоты его спутницы Олег с порога почувствовал неловкость и лишней суетой выдал затаенное раздражение – невольно выругался трехэтажным матом, наступив на собачью лапу. При виде Егора Светку тут же сдуло ветром в незакрытую дверь. В этот день дверь вообще не закрывалась. Закрывать было бесполезно.
Егор с новой девушкой по имени Яна заехал к отцу с наилучшими намерениями. Уже несколько месяцев он раздумывал над логическим завершением холостяцкой жизни: надо жениться. Пора. Отца в расчет не брал совершенно по той причине, что советчик из него был никудышный, равно как и подсказчик. Давно Егор полагался на собственное здравомыслие, с того самого дня, когда уяснил одну простую вещь: родители сами не могут разобраться с личной жизнью, куда им других учить. Но хотелось ему перед тем, как сделать официальное предложение, показать избранницу отцу. Не для проформы, а ради родственных уз, их связывающих воедино, нерушимо. С некоторых пор существовала между ними тонкая чувствительная мембрана, бессловесная. И по той причине много они не разговаривали, даже созванивались раз в неделю, а виделись и того меньше. А когда виделись, то разговор происходил обрывочными предложениями, договаривать мысль до конца никто нужным не считал, и так все было понятно.
После собачьего визга Яна сама протянула Олегу ладонь для пожатия, и приветственная улыбка – смелая, янтарно-лучистая – его обворожила. Все другое казалось лишним. И навязчивые попытки Толика похристосоваться с красивой девушкой в румяные щечки. И долгие извинения сына за недолгий визит, и Светкины подгоревшие пироги с курагой и свежими яблоками, которые она проворонила и принесла под конец застолья, все пытаясь накормить сдобой хрупкую Яну, слегка захмелевшую от двух стопочек разбавленного кагора.
– Ты, батя, с дядей Толиком на неприятности нарываешься.
Егор отцовские праздничные застолья не осуждал, просто пытался достучаться до мужского слегка поддатого сознания.