…Маурильо умер.
С санитарной командой, в одночасье ставшей похоронной, я благополучно добрался до лазарета, успел рассказать о ночной перестрелке дежурному офицеру и почти сразу же под охраной отправился в арестантскую.
Гневу комиссара Гаэтано не было предела. На первом же так и не успевшем начаться допросе он с размаху ударил меня в висок, на чём, собственно, допрос и закончился. Потом дознаватели, сменяя друг друга, методично искали умысел в моих поступках, выясняя, почему я сразу не пришёл к ним, почему тело предателя я не доставил в гарнизон.
Вскоре вопросов стало больше: каким образом получилось, что посланная к месту происшествия группа обнаружила полураздетый труп капитана не там, где он должен был лежать, а в одной из заброшенных могил? Куда подевался мой автомат? Почему мой нож валялся не слева, а справа от тропы? Комиссар лично, тыкая горящей пахитоской мне то в руку, то в лицо, спрашивал, куда я спрятал браунинг, документы и личные вещи Шимански. И где находится внушительная сумма денег как доказательство государственной измены. А мне нечего было скрывать и на каждом вызове я по нескольку раз повторял свой рассказ, сбиваться было не на чем.
Спустя неделю, стоившую мне двух шатающихся зубов, загноившейся раны и гематом по всему телу, меня выпустили на поруки Штольцу, тогда ещё капитану, замкомроты разведки. Он вместе со сбежавшим из военного училища Антонио Сольдером через голову комбата обратился за помощью к Полковнику. Полковник, скрепя сердце, вмешался в дело рядового Фабундоса. Комиссар со скрежетом уступил, но помимо убийства при невыясненных обстоятельствах на мне остались неоказание помощи тяжелораненому и утеря оружия. На эти пункты мне нечем было возразить, разве что самому завербоваться на невольничьи галеры.
С той поры я бетонно влился в группу Айсберга, состоящую из одних беспризорников.
При очередной вылазке я подобрал две исправных штурмовых винтовки и сдал их под расписку. Но матери Маурильо я ничем помочь не мог. Пока я выдумывал, как незаметно от ищеек Гаэтано добраться до «ролексов», чтобы продать и выслать ей деньги, старуха скончалась…
А много позже, когда Дина, сестра Тимми, жившая в Санта-Ви, неожиданно оказалась без средств, я рассказал приятелю, где лежат эти часы. И вздохнул спокойно, освободившись от золотой безделушки и лишней головной боли.