Луболо. Я не буду отвечать.
Джокетто. Ах, вот так?! Неуважение к человечеству?
Луболо. Это мое право.
Джокетто. Не отвечать? Или не уважать человечество? Предупреждаю, что от вашего выбора зависит ваша судьба и судьба ваших родственников. Бывших, нынешних и будущих. Так что хорошенько подумайте, перед тем как отвечать.
Луболо. Мне не о чем думать.
Джокетто. Прекрасно сказал. Разливай, Флориэна! За силу хорошего настроения!
Луболо. И за слабость плохого. Я прибавляю прямо на глазах! На глазах моей удачи, заматеревшей в таланте от меня ускользать…
Флориэна. А вы, Инспектор, когда-нибудь придумывали песни?
Луболо. Придумывать песни – женское занятие. Я подобными глупостями не занимаюсь. Отвечаю за свой участок работы и не прыгаю, как оглашенный, с охапкой сорванных лютиков.
Джокетто. Инспектор у нас мужчина серьезный.
Луболо. А что в этом плохого? Да, я чищу зубы по пять-семь минут – десны в кровь, но для эмали, говорят, полезно.
Джокетто. Чрезвычайная ситуация.
Луболо. Я – адекватный. Я – преуспевающий. Ты – хуже. Мельче, легковесней. Безнадежней.
Джокетто. Знаешь в чем твоя ошибка? Ты все делишь на хорошее и плохое. Везде хочешь поставить знак. Даже там, где этого не требуется.
Луболо. Это требуется везде.
Джокетто. Везде требуются только доноры.
Флориэна. (Джокетто) А вы… вы не пробовали? Я о песнях. Выражающих тревогу сердца и его тепло – неповторимость его, как органа… его проводящие свойства к единству с окружающим миром… его низкопоклонство суровому фатуму…
Джокетто. Песни я не придумывал. Но в свое оправдание могу сказать, что однажды я написал неплохой рассказ. За два часа – сел и написал. В левой руке сигарета, в правой ручка – сигарет шесть ушло. На один рассказ.
Флориэна. О чем?
Джокетто. Ничего оригинального. О жизни. Трех птичках-невеличках и седом глазастом орнитологе.
Луболо. Ты мне об этом не рассказывал.
Джокетто. Ни тебя, ни Вольтуччи, никому – это темная сторона моей биографии.
Флориэна. А где вы его опубликовали?
Джокетто. Дело обстояло так – я запечатал свой рассказ в длинный конверт и вышел на улицу. Не будучи окончательно уверенным в том, стоит ли одаривать массы такой удивительной роскошью. И я решил: если мне первым попадется почтовый ящик, я не буду сопротивляться провидению – брошу в него. Ну, а если помойный, от удовольствия изучать мое произведение человечество будет избавлено. Почтовый и помойный, успех и безвестность… Первым, разумеется, попался помойный.